Мэри Габриэль - Женщины Девятой улицы. Том 1 [Ли Краснер, Элен де Кунинг, Грейс Хартиган, Джоан Митчелл и Хелен Франкенталер: пять художниц и движение, изменившее современное искусство]

В том же году начался и путь Элен на писательском поприще. Музей современного искусства проводил ретроспективную выставку Стюарта Дэвиса, лидера старшего поколения абстракционистов из Даунтауна. Элен видела картины Дэвиса много раз, но та выставка поразила ее до глубины души. «У него все четко очерчено, без тени нерешительности или сомнений в себе, — объясняла она. — Для его живописи характерны энергичность и агрессивность рекламного щита. Но при этом в ней чувствуется некая лирическая неизбежность, недостижимая для коммерческого искусства». Под огромным впечатлением не только от увиденного, но и от своих чувств в отношении этих произведений Элен еще несколько раз возвращалась в музей. Она рассматривала полотна Дэвиса и делала записи в тетрадке. После каждого такого похода, вернувшись в свою мастерскую, она расшифровывала и формулировала свои мимолетные впечатления более четким языком [753] Gruen, The Party’s Over Now , 214. . Так что теперь кроме музыки Моцарта, Стравинского и джаза, струившихся из окон чердаков, жители Челси часто слышали стук пишущей машинки. Описывая свои мысли о Стюарте Дэвисе, Элен сидела у приоткрытого окна. А угольная пыль, плававшая в воздухе, залетала внутрь и кружилась, словно черные снежинки [754] Simon Pettet, Conversations with Rudy Burckhardt , n.p. .

Теперь Элен уподобилась Денби, который вечно таскал в кармане свои новые стихи, чтобы при случае показать друзьям. Она начала носить листки с фрагментами написанного и зачитывать слушателям в ресторане-автомате [755] Schloss, «The Loft Generation», Edith Schloss Burckhardt Papers, Columbia, 47. . Девушка обнаружила: ей «очень нравится идея выражать словами свои мысли о работах других художников» и это занятие помогает ей лучше понять собственное творчество [756] Elaine de Kooning, interview by John Gruen, AAA-SI, 7; Gruen, The Party’s Over Now , 214; Campbell, «Elaine de Kooning Paints a Picture», 63. . За месяц Элен написала о Дэвисе 20 страниц, которые сразу показала сначала Биллу, а затем Эдвину. Последний в ответ прислал ей телеграмму, в которой было одно-единственное слово: «Великолепно» [757] Elaine de Kooning and Slivka, Elaine de Kooning , 9. . «Я была в полном восторге от их реакции и засунула статью в ящик, не чувствуя ни потребности, ни желания показывать кому-либо еще, — рассказывала Элен. — Когда Эдвин рассказал Вирджилу Томсону о величине моего опуса, тот заявил: „Я вообще не думал, что о Стюарте Дэвисе можно так много сказать“» [758] Elaine de Kooning, interview by John Gruen, AAA-SI, 7; Gruen, The Party’s Over Now , 214. . Элен доказала, что способна писать, как и говорить, о чем угодно.

После этого Эдвин позволил Элен делать обзоры, когда у него не получалось охватить все танцевальные представления, на которые ему нужно было представить критику в тот или иной конкретный вечер. Потом они вместе проходились по ее материалу в ресторане-автомате неподалеку от отеля «Челси». Элен и Денби могли часами сидеть там, переписывая и редактируя ее текст. Эдвин всегда играл роль учителя. Однако довольно скоро Билл начал ревновать Элен, считая, что она проводит с Денби слишком много времени. А ведь Эдвина женщины не только не привлекали. Он вообще за всю жизнь с удовольствием общался лишь с парой-тройкой представительниц противоположного пола [759] Schloss, «The Loft Generation», Edith Schloss Burckhardt Papers, Columbia, 47; Stevens and Swan, De Kooning , 211; oral history interview with history interview with Rudy Burckhardt, AAA-SI. . Элен как-то призналась своей подруге Минне Дэниелс: «Билл дико наорал на меня за то, что я вечно хожу на балет с Эдвином» [760] Elaine de Kooning, interview by Minna Daniels, 30. . И этой фразой сказано очень многое. В глубине души внешне спокойный и обаятельный де Кунинг сильно злился (Эдит говорила, что он мог быть безжалостным). И его гнев все чаще изливался на Элен. «Билл был ужасно трудным человеком, — рассказывала Эрнестина. — Он был страшно вспыльчивым. Когда он злился, то пробивал кулаком стену» [761] Schloss, «The Loft Generation», Edith Schloss Burckhardt Papers, Columbia, 139; Ernestine Lassaw, interview by author. . Во многих рассказах людей о жизни Билла и Элен фигурируют воспоминания о том, как он на нее замахивался, в основном из-за ревности.

Однако в начале 1945 г. главным источником его гнева, скорее всего, была не Элен, а недовольство своей живописью. Печальные мужчины, образы которых де Кунинг создавал в 1930-х гг., и спокойные и милые женщины начала 40-х гг. ушли. Их место заняла крайняя тревожность, проявлявшаяся как в манере живописи, так и в отношении художника к предмету своего творчества. По словам Элен, Билл как-то в шутку обвинил ее: «Пока я тебя не встретил, все мои картины были тихими и безмятежными» [762] David Sylvester, Richard Shiff, and Marla Prather, Willem de Kooning Paintings , 82. . Какими бы ни были причины — глубоко личными или отражающими характерный для того времени страх перед будущим, — смятение Билла четко проявлялось в каждом его мазке. Он явно бился над поиском нового направления для своего творчества. Денби говорил, что полотна Билла середины 1940-х гг. было «невозможно закончить» [763] Denby, «My Friend de Kooning», 91. . По словам поэта, они были необычными, но никогда не устраивали Билла. «Он постоянно выходил из себя, — вспоминала Элен, — и был в депрессии, и злился сам на себя и на свои картины» [764] Elaine de Kooning, interview by John Gruen, AAA-SI, 5. .

Именно в тот напряженный период в мастерской Билла появилась Пегги Гуггенхайм. Она пришла взглянуть на его картины в компании Ли, Мазервелла и Клемента Гринберга, который тогда еще только делал себе имя на ниве критики. «Пегги непрерывно зевала, — вспоминала Элен, — и это привело Билла в бешенство… Он тогда работал над одной картиной и, как обычно, был страшно ею недоволен. Уже выходя из квартиры, Пегги чересчур покровительственным тоном произнесла: „Можете принести эту картину ко мне в галерею. Мне она нравится. Я бы хотела, чтобы она была на моей следующей выставке“. И Билл, в общем, мог бы, но, когда пришло время отправлять работу, не сделал этого» [765] Elaine de Kooning, interview by Antonina Zara, 10. Elaine said Bill «never did show with Peggy Guggenheim». . Не согласился он участвовать и в другой выставке, которую организовывал Джордж Келлер на 57-й улице. «Он тогда бился со своей живописью, и все остальное его не очень-то интересовало», — вспоминал Руди Буркхардт [766] Oral history interview with Rudy Burckhardt, AAA-SI; Rudy Burckhardt, «Long Ago with Willem de Kooning», 224. . А еще Билл с Элен голодали, что усугубляло и без того сильный стресс от жизненных тягот. Работа Элен на оборонном заводе закончилась. А значит, им приходилось выживать благодаря случайным заказам или продаже картин друзьям и знакомым. Время от времени супруги находили у себя под дверью конверт с сотней долларов. И знали, что это акт милосердия со стороны Эдвина и Руди [767] Stevens and Swan, De Kooning , 178. .

Билл и Элен экономили на всем. Когда в керосиновом обогревателе кончалось топливо, они зажигали конфорки на газовой плите, чтобы согреться. Решив, что питаться дома будет дешевле, чем в ресторане-автомате, Элен однажды даже раздобыла рецепт рагу и потратила на ингредиенты целых 15 долларов. Но потом они, страшно голодные, слопали всю кастрюлю за один присест, хоть и рассчитывали растянуть еду на несколько раз. А еще они по второму разу использовали один и то же холст и при этом представляли, что следуют по стопам самых уважаемых художников прошлого. «Мы никогда не считали себя бедными. Только оказавшимися в стесненных обстоятельствах» [768] Lieber, Reflections in the Studio , 20–21, 28. , — любила потом говорить Элен. Однако это было лишь очередной ее попыткой найти романтику в их многочисленных трудностях. В моменты, когда она была более честна с собой, Элен признавалась: «Кажется, эта разрушительная бедность была важнейшим компонентом нашей совместной жизни» [769] Stevens and Swan, De Kooning , 211. .