Ержан Есимханов - Oceanman

Здесь я должен позволить себе одно лирическое отступление. За все то время, которое я занимаюсь марафонским плаванием, эти занятия никогда не были сопряжены с комфортом. Заплывы обычно проводятся в местах, далеких от цивилизации — там и вода чище, и возможность выгнать на воду одновременно пару сотен пловцов больше. Гостиницы в таких местах — это всегда кровать и душ, хорошо если есть интернет. Питание спартанское, все остальные условия — тоже.

И это очень классно, если задуматься. После офисной жизни, после дома, после большого города такая атмосфера — это полная и абсолютная перезагрузка. В ней нет ничего лишнего, ничего наносного, ничего вычурного — только то, что действительно необходимо человеку. Место для сна, душ и еда. И к этому ты быстро привыкаешь, и хорошо понимаешь, что больше, чем это, человеку действительно не очень нужно.

Но условия в Марокко даже после двух с лишним лет занятия плаванием показались мне суровыми. Дело в том, что даже в самых отдаленных от цивилизации уголках мира я всегда имел возможность остаться один, уединиться. И это очень ценная возможность. Мы не задумываемся о ней, когда она у нас есть, но начинаем очень страдать, когда нас ее лишают. Я не жил с незнакомыми людьми в одной комнате со студенчества. Мои спутники, видимо, чувствовали то же самое. Разложив вещи по кроватям, мы застыли в неловком ожидании. Говорить было не о чем, и даже туалетом пользоваться как-то неудобно, когда за стеной каждый издаваемый тобой звук отлично слышат два совершенно незнакомых человека.

Я плохо спал той ночью. Слишком уж непривычной была обстановка. Пустынный ветер бросал в оконное стекло пригоршни песка. Рядом храпели два незнакомых человека. Я был в тысячах километров от дома, в Африке, посреди пустыни Сахара. И мне предстояло четыре дня плавания в очень суровых условиях.

После Гибралтара и Вертерзее марафон может показаться не очень серьезным испытанием. Но я знал, что это не так. После любого заплыва, который у меня когда-либо был, я имел возможность отдохнуть и восстановиться. Здесь такой возможности не было. Четыре дня подряд нужно было снова и снова выходить на старт, снова и снова плыть. Атлантический океан в декабре неприветлив, вода не больше восемнадцати градусов, волна.

У заплыва была и еще одна особенность. Мы четыре дня плыли вдоль берега Африки, и почти каждую ночь — в новом месте. Пока мы плыли в море к следующему месту ночевки, наши вещи везли к нему на машинах. С собой мы брали только небольшой рюкзак с самым необходимым, а большую часть вещей оставляли в Vagabond Camp. Это было по-настоящему интересное приключение.

Утром мы позавтракали — местные завтраки были обильными, но не очень подходящими для пловцов, со множеством салатов, пряных и острых блюд — и, настроенные на заплыв, стали собираться у берега. Но ничего не происходило. Организаторы слонялись туда-сюда, и что-то напряженно обсуждали. Жилистые марокканские парни, местные наблюдатели, играли на пляже в футбол. Делать было совершенно нечего.

Прошло два часа, потом три. Настало время обеда. Это было неправильно, очень неправильно. Правильно организованные заплывы стартуют рано утром, когда пловцы свежие, когда они не успели поесть и побыть на солнце, когда вода спокойнее и нет ветра. И это элементарное уважение к пловцам, которым и так сложно, и нет смысла делать их жизнь еще сложнее. А когда перегоревшие, потерявшие настрой, успевшие два раза поесть пловцы стартуют после обеда — из этого ничего хорошего обычно не выходит.

Так и получилось.

Французская безалаберность организаторов, помноженная на марокканскую расслабленность и раздолбайство, привели к тому, что стартовали мы только около трех часов дня. И получили комбинированную порцию сюрпризов, которую Атлантический океан обычно преподносит тем, кто относится к нему легкомысленно — прилив, течение и волны. Нам предстояло выплыть из длинного и узкого залива-фьорда, и прилив работал против нас. Течение было встречное. Ветер тоже был встречный, и волны били прямо в лицо. От них невозможно было укрыться, они забивали водой и нос, и рот. И пловцы, уставшие и потерявшие настрой, начали сходить со старта.

Заплыв я начал очень бодро. Шесть с половиной километров не казались серьезной дистанцией. Я планировал потратить на них не более двух часов. Нашей целью был песчаный остров под названием «Остров дракона». Но прошел час, потом второй. Ощутимого движения вперед не было. Ощущение было такое, будто я стою на месте. Оглядываясь на других пловцов, я понимал, что они чувствуют то же самое. По любым временным расчетам финиш уже должен был находиться очень близко — но его не было даже рядом. От марокканских наблюдателей, бодро рассекавших вокруг на водных мотоциклах, не было никакого толку. Они мало того, что не говорили по-английски, так еще и заливали пловцов волной от мотоциклов, и обдавали бензиновой гарью. В ответ на все вопросы они только скалились и показывали куда-то вперед.

И тогда я начал терять самообладание. Начал чувствовать злость. И была она совершенно оправданной. Заплыв был организован просто бездарно. И если такими были шесть с половиной километров — что предстояло на десяти? Я плыл, и меня разбирала злость. На беспечных раздолбаев-организаторов. На бессмысленных волонтеров. На море. На волны. На соленую воду. На самого себя.

Если когда-либо в жизни я и был близок к снятию со старта, то это там, в Марокко. И это произошло бы не из-за трудностей, усталости или травм. Это произошло бы из-за злости и полного осознания собственной правоты. Я считал, что имею полное право доплыть шесть с половиной и сняться, раз все это организовано так плохо. Я считал, что в этом не было бы моей вины.

Я был очень зол тогда. А море не терпит злости. Море вообще не терпит сильных эмоций. Любые сильные эмоции в открытой воде обессиливают. Море любит спокойных, терпеливых, настроенных на долгую работу. Эмоции в море убивают. В буквальном смысле.

К финишу я пришел через три с половиной часа — время, за которое в нормальных условиях я проплыл бы такую дистанцию дважды. Мимо финиша меня пронесло течением, как на эскалаторе, и я еще выгребал минут пять, чтобы вернуться. На финише стоял отборный многонациональный мат. Эмоции, которые я испытал во время заплыва, явно разделяли все пловцы.

Из 156 спортсменов в первый день снялись со старта больше тридцати человек — подготовленных, сильных, опытных пловцов. Это был самый высокий процент снятий, который я когда-либо видел. Главной причиной, безусловно, была бездарная организация заплыва.

Мы вернулись в Vagabond Camp на лодках, поужинали, собрали рюкзаки и стали ждать завтрашнего дня. Ждали мы с большим опасением. Мы не очень понимали, чего ожидать от второго дня, если первый начался так невесело.