Андрей Ветер - Кино без правил

Понятия не имею, кому и зачем понадобится эта книга. Допускаю, что ею вообще никто не заинтересуется. Мир стремительно меняется, люди пытаются угнаться за изменениями и в этой погоне упускают самое важное. Я попытался ухватить наиболее заметные моменты, но не смог рассказать ровным счётом ничего: то одно представлялось мне главным, то другое, то третье. Иногда мне казалось, что вообще не было ничего существенного, всё – ерунда, не заслуживающая внимания. Но позже опять что-то привлекало моё внимание, и я начинал верить, что и других людей увлекут мои воспоминания.

Не знаю, ничего не знаю. Быть в каждом мгновении – вот что важно. В каждом мгновении сегодняшнего дня и в каждом мгновении ушедшего дня. Человек живёт вечностью текущего времени и текущих событий, где всё взаимосвязано, где нет ничего незначительного. Моя книга – лишь крохотная песчинка воспоминаний, которыми живёт человечество, крохотная частица моих поисков, приведших меня к заключительной фразе этой книги про кино без правил.

Профессия

Документальный фильм «La ciudad de los fotografos» («Город фотографов») рассказывает о чилийских фотографах во времена Пиночета. Все они были объединены общей идеей – бороться против тирании, они отдали этому много лет. Но чем слабее становился фашистский режим, тем хуже чувствовали себя эти фотографы. В фильме много интервью. Сами фотографы признаются: «Насилия становилось меньше, и мы почувствовали, что проигрываем. Мы привыкли преодолевать страх, жить среди крови. Адреналин оказался страшным наркотиком, очень странным. Всё начинается с его нехватки, а заканчивается зависимостью – зависимостью от страха, зависимостью от его преодоления. Это опасная вещь. Когда ничего не происходило на улицах, мы чувствовали себя разочарованными». Все они признаются, что так привыкли к постоянному насилию вокруг себя, что начали сами жаждать этого насилия, они как стервятники набрасывались на самых покалеченных, самых окровавленных демонстрантов. Если ничего не происходило в действительности, они провоцировали ситуации. Некоторые из тех, кто осознал это, ушли из профессии.

В каждой профессии важно следить за происходящими внутри тебя изменениями, удерживать себя в человеческих рамках. Помню, как в середине 1990-х моя знакомая журналистка Светлана Г пригласила меня делать с ней передачу о женщинах разных профессий. Затем Светлана попросила меня помочь ей сделать рекламный ролик для одного театра, затем ещё какую-то халтуру, потом позвала меня на какую-то сомнительную телепрограмму, где мы даже не указывали своих имён в титрах, просто «гнали» один скороспелый фильм за другим и получали деньги в конвертах. Официально работали на государственном телеканале, а эти «левые» заказы выполняли нелегально. Побочный заработок был приличный, и чем больше мы сдавали передач, тем больше нам платили.

И вот однажды Светлана позвонила мне и сообщила о поступившем новом заказе. Во мне зашевелилось что-то нехорошее. Я согласился, но в следующую же секунду отказался. «Не хочу». – «Но ведь большие деньги платят, Андрей!» – давила она. И её слова про деньги окончательно расставили всё по своим местам. Я понял, что начал гнаться за лёгкими деньгами. Ещё чуть-чуть, и пути назад не будет. Ещё чуть-чуть, и я потеряю себя.

Осознав это, я вздохнул с облегчением и больше никогда не брался за такую работу.

Думаю, что эта глава будет самой короткой, хотя охватывает большой отрезок времени. Почему? Когда я начинал книгу, мне хотелось поделиться моими ощущениями, связанными с киносъёмкой, с глубоким погружением в чувственность творческого процесса. Такого серьёзного погружения почти не было, когда я стал режиссёром телевидения, и чем больше опыта набиралось, тем формальнее, как это ни странно, становилась работа. Слишком много побочного возникало на работе, самое главное вытеснялось. А главное для меня в создании «окончательного продукта» – превращение одной реальности в другую, даже если речь идёт о документальных фильмах. Превращение одной реальности в другую через призму моего восприятия этой реальности. Телевизионная документалистика весьма скорострельна, материал почти никогда не успевает вызреть до конца, телевидение просто копирует окружающую действительность, не позволяя ей стать краской в руках режиссёра, который хочет потрудиться над ней так, чтобы зритель проник в фильм душой и телом. Наиболее циничные мои коллеги всегда ехидно улыбались: «Очередную нетленку делаешь? Здесь тебе не кино. Твой сюжет покажут, и завтра никто не вспомнит про него». Слово «нетленка» было почти ругательным. Наше объединение занималось социально-экономическими вопросами, мы производили, по словам руководства, железобетон. Мало кто уделял внимание эстетической стороне.

***

Режиссёров делят иногда на две категории: одни больше любят работать на площадке, другие предпочитают монтажный период, то есть работа с отснятым материалом. Я всегда любил монтаж, меня околдовывал процесс соединения отдельных кадров в общую картину, накладывание звука за изображение, но всё-таки никогда не относил себя ко второй категории режиссёров. Я обожал съёмочный процесс, но увереннее чувствовал себя за монтажным столом, где оставался наедине с собой. На съёмочной площадке всегда присутствуют люди, они смущают меня, даже актёры. Если бы они могли действовать самостоятельно, а мне оставалось бы только наблюдать за ними через окуляр кинокамеры, я был бы счастлив. Актёрами надо управлять, нужно руководить ситуацией, мне же больше нравилось созерцание. Люди, даже те, с которыми работаю, смущают меня, мешают. Актёры не могут мешать, потому что они – глина и краска, но я всякий раз ловил себя на том, что мне неловко заставлять их делать что-то, играть в мои игры и по моим правилам, что всё это сковывало меня. Поэтому я предпочитаю писательство, где нет надобности объяснять что-либо кому-либо и не приходится огорчаться, если актёры делают что-то не достаточно точно. На съёмочной площадке я чувствую себя спокойнее, когда делаю документальный фильм, но люблю я больше всё-таки игровое кино.

Мне казалось, что кинорежиссура лучше всего отвечает моим запросам. Но процесс сотворения фильмов представлялся мне не таким, каким он оказался в действительности. Я имею в виду мир профессионального кинопроизводства, где задействовано множество людей, структур, где всё подчинено финансам и времени. Всё это жёстко ограничивает, не говоря уже о цензуре. Кинопроизводство не оставляет почти никакой свободы творчества, а ведь в начале моего пути, когда я снимал «поглазейки», вообще не связанный ничем, и наивно полагал, что так будет и дальше, только на более основательной платформе. Обнаружив, что «большое кино» строго регламентировано, что надо угождать либо главному редактору, либо продюсеру, уничтожая себя, я прекратил борьбу.