Андрей Ветер - Кино без правил

Март 2009

Начинаю уставать. Третий раз переделываю не только сюжетные повороты, но и суть всей истории. Сама повесть – никакая, зацепиться не за что, из пустого невозможно что-то вылепить. Сочиняю всё с нуля, пишу абсолютно новую книгу, а мне всё говорят: не так, не туда, нужно иначе, но никто не подсказывает, в какую сторону двигаться. Вроде бы интересное дело, однако падающие на мою голову замечания утомляют, а иногда вообще выдёргивают почву из-под ног. Устаю от разговоров. МС таращит глаза, будто взглядом раздавить хочет, и требует нового решения. «Какого решения? Что тебе нужно?» – спрашиваю. «Не знаю». – «Что тебя не устраивает? Захват самолёта? Мне он самому не нравится, но ведь ты и Сергей потребовали от меня этого». – «Да, мы настояли». – «Могу убрать, но тогда всё надо менять принципиально». – «Надо подумать». И вот думаем. О чём?

Трудно. Пытаюсь наполнить сценарий глубиной, размышлениями, а меня бьют по рукам, отрезают язык.

Двадцать с лишним лет назад Росселини сказал в интервью, что его пугает тотальная развлекательность кинематографа. Как он был прав! И что бы великие режиссёры тех лет сказали о нынешнем кино? Да и средней руки режиссёры тоже ужаснулись бы. Любой второсортный фильм 1960-1980-х годов был глубже всех нашумевших фильмов последнего десятилетия. Ничтожность, примитивность, серость – это первые определения, которые приходят в голову, когда речь заходит о нынешнем кинематографе и нынешней литературе.

Поголовная грамотность убивает искусство. Чем больше «грамотных», то есть умеющих читать и писать, тем (страшный парадокс!) ниже уровень культуры. Причина проста: все эти «грамотные» убеждены, что способны понимать искусство и создавать шедевры. Отсюда катастрофически разрастающиеся пошлости, выдаваемые за произведения искусства. Примитив заполняет собою всё без остатка. Океан примитивных дельцов ворвался в духовное пространство, как цунами, и сокрушил небольшой и уютный мир творчества.

***

МС познакомил меня с СЗ, которого он пророчит в режиссёры «Спирали». СЗ произвёл на меня странное впечатление. Разговаривали долго. СЗ рассуждал разумно, подробно объяснял, чего бы ему хотелось и что не нравится (а не нравятся главным образом шпионские игры, то есть то, ради чего сценарий затевался, и то, откуда проистекают все наши трудности). Ни о чём конкретном мы не договорились, но одну сидевшую у меня в голове мыслишку СЗ поддержал. Теперь могу воплотить её в сценарии, хотя это означает очередную переделку.

Через несколько дней опять встречались с СЗ, теперь на «Мосфильме». Он опоздал на два часа! И за это время ни разу не позвонил! Я уже оделся, чтобы уйти, когда он вошёл и невозмутимо поздоровался. Виноватым себя он не чувствовал, не извинился, лишь развёл руками: «Вот такое у нас движение в Москве». Опять говорили, опять я выслушивал десятки бредовых предложений. Часа четыре они прессовали меня своими идеями, в которых с первого взгляда видны все прорехи, вся чушь, и мне приходилось по пунктам объяснять, почему нельзя так и нельзя эдак. Они соглашались быстро. «Да, ты прав, но мы думали – а вдруг…», – кивали, искренне огорчались. Удивительно, что хотят они вроде бы серьёзное кино, а предлагают такую откровенную халтуру, только бы удовлетворить собственную прихоть.

«Зачем ты хочешь изменить что-то ещё в сценарии? – обращаюсь к МС. – Я больше ничего исправлять не стану. Если хочешь, дай мне конкретные указания, прямо по тексту напиши своей рукой требования, я выполню их». – «Я не могу дать никаких указаний. Я не сценарист и ничего в этом не понимаю». – «Но ты же продюсер! Ты должен одобрить или не одобрить сценарий, а не кто-то другой»… И всё в таком духе, всё по кругу. Нет сил работать с такими людьми. Да что там работать – общаться с ними равносильно самоубийству, это потеря самоуважения.

Хорошо хоть, что удалось выдавить из них часть денег. Но всю сумму Миша отказывается платить. Требует ещё «что-нибудь исправить».

Автор повести присутствовал на наших обсуждениях только один раз. Меня удивляет такое отношение: ему будто всё равно, будет снят фильм или нет. Он рассказал, что сценарием заинтересовался заместитель директора ФСБ: «Это мне нравится. Это серьёзно».

Май 2009

Денег за «Спираль» до сих пор не выплатили полностью, задолжали мне добрую половину. И никаких угрызений совести у них нет. Форменное свинство. Сначала МС уверял меня, что денег у него нет. «Но ты сказал, что деньги на сценарий выделены, поэтому я и согласился работать», – напоминаю ему. МС начинает юлить, находит другое объяснение, признаётся, что хочет придерживать меня на поводке: «Если потребуется сделать какие-то изменения в сценарии, а я выплачу тебе оставшиеся деньги, то как я заставлю тебя потом работать?» Этот человек не знает, что такое честность, поэтому не верит в честность других. У меня нет рычагов воздействия на него. Остаётся забыть обо всей этой истории. Деньги для меня немалые, но ничего не поделать. «А как же договор? Мы же подписали договор!» – не унимался я. «Договор – это всего лишь бумажка. Можешь подтереться им. Мы закрываем нашу студию». МС и не думал платить мне за работу. Он изначально занизил сумму гонорара, а теперь заныкал ещё и половину обещанного. Впрочем, я всё равно рад, ведь для нас полученные шесть тысяч долларов – колоссальная сумма.

Июль 2009

Володя Черномор починил мне видеокамеру. Возвращаясь домой, я уже чувствовал её влияние на меня, она гипнотизировала меня, навязывая какие-то образы, ракурсы. Получается, что мозг мой посадил под замок мысли о любых съёмках (даже чисто гипотетические размышления), потому что камера не работала. А теперь я мысленно уже наслаждаюсь процессом съёмки, хотя нет никаких замыслов. Засёк себя на том, что, разглядывал пассажиров в трамвае так, как если бы смотрел через видоискатель камеры, оценивал их лица, падавший из окна солнечный свет и т. д. Я уже творю…

С Володей мы не виделись лет десять. Он ничуть не изменился. Заговорив о возрасте, он сказал: «Мне семьдесят, а тебе пятьдесят, это огромная разница. Вспоминаю себя в пятьдесят и вижу, насколько я был другим, энергичным оптимистом». А я помню, что и десять, и двадцать лет назад он говорил о том же, что и сегодня: сетовал, что «затягивают гайки», что всюду обманывают, что творческий человек не может свободно дышать, что нужно срочно уезжать за границу и т. п. Разница только в том, что сейчас он пишет «стихи». Он и раньше «грешил» сочинительством, но придуманные им истории были из области чёрного политического юмора, а теперь он превратился в лирика. Но он не поэт, примитивный рифмоплёт.

Май 2010

Манхэттенский фестиваль документальных фильмов взял мою «Красную Силу» для показа.