Пол Трынка - Игги Поп. Вскройся в кровь

Ижлен вообще-то был за свободную любовь, но тут обнаружил, что вторжение «прекрасного блондина» вызывает у него все более серьезную ревность. Сначала Куэлан не знала, что Джим музыкант; потом как-то ночью услышала доносящийся из его окна дикарский боевой клич: «Игги Поп, Игги Поп!» При этом Ижлен умолял ее остаться и послушать песню, которую написал для нее. К моменту, когда Куэлан сумела выбраться к Джиму, он уже напился от волнения, как влюбленный школьник, и выпалил, что это он написал для нее песню, добавив на хромом пиджин-френче: “Je fais abattoir de la terre entière if you leave me” [20] Примерно: «Я перебью весь мир ( фр .), если ты меня бросишь ( англ .)», см. также примечание. . Куэлан посмотрела ему в глаза, поднесла палец к губам и произнесла: «шшшш», – как будто унимая дитя. «Я сказала “тшш”, чтоб его успокоить. Наполовину смеясь, наполовину боясь, что он над собой что-нибудь сделает». Той ночью она услышала песню “Borderline”, которую написали Джим и его друг Дэвид, причем Дэвид подыграл, притворяясь, что тоже от нее без ума. Когда Джим записывал вокал к этой вещи, именовавшейся теперь “China Girl”, там уже был ответ Куэлан: “Shhh, shut your mouth”. Простоту романтической влюбленности – “I’m just a mess without my China Girl” – приятно разнообразило принятие собственной некондиционности и признание в мании величия: “I’ll give you men who want to rule the world”. В подтексте – прерванная любовь, что соответствует действительности: в итоге Куэлан решила остаться с сыном и семьей, а через два года они с Ижленом поженились.

Большая часть июля была отдана записи, но затем Дэвиду, Джимми, Коко и Лорану пришлось уступить студию группе Bad Company и перекочевать в Мюнхен писать вокальные партии и сводить альбом. Студия Musicland представляла собой обшитый панелями подвал, напоминающий бункер; сам город, колыбель нацизма, тоже производил мрачное впечатление. Однажды вечером пара гостей, явившись в студию, приветствовала Боуи нацистским салютом; он сделал вид, что не заметил, но, когда они уже не слышали, пробормотал Тибо ругательство в их адрес. Вся компания проживала на двадцать первом этаже отеля «Шератон»; днем, как правило, спали. Однажды наблюдали грандиозную летнюю грозу: вид на молнии сверху, стекла дрожат при каждом ударе грома.

Следующим близко познакомился с методами работы Боуи молодой британский гитарист Фил Палмер. В два часа ночи зазвонил телефон, и мать Фила постучала ему в спальню: «Тебя там какой-то мистер Боуи!» Мистер Боуи заверил Фила, что это не розыгрыш, что Фила рекомендовал ему продюсер Тони Висконти, и велел срочно собирать рюкзак и вылетать в Мюнхен, где они с Игги Попом записываются.

Палмер явился на полуночную запись в студию, устроенную в заброшенном супермаркете. Было похоже на судно «Мария Целеста», везде раскиданы гитары и барабаны, принадлежащие группе Thin Lizzy, которая записывалась в дневную смену. Дэвид Боуи с Игги Попом сидели в аппаратной и были вполне приветливы, но в целом атмосфера жутковатая, и гитарист, в общем-то, оробел, а Боуи тем временем уже записывал. Пять дней Фил экспериментировал со звуком, подключая свой «Телекастер» к разным усилителям, в том числе позаимствованным у Thin Lizzy, и на своем опыте убедился, как гениально раскрывает Боуи творческий потенциал музыканта. Игги и Дэвид вели себя «вежливо. Но странно». Требования их порой были загадочны. Когда Палмер стал записывать гитару на “Nightclubbing”, кто-то из них сказал: «Представь себе, что ты идешь по Уордор-стрит. Теперь сыграй музыку, которая слышна из дверей каждого клуба». В других случаях они были более конкретны. Когда Палмер перезаписывал мрачные гитарные арпеджио Боуи на “Dum Dum Days”, Боуи заставлял его опять и опять повторять вступление, объясняя: «Тут подтяжку сделай, потяни сильнее». Очень в духе всей этой записи, довольно нестандартной. Через некоторое время Палмер почувствовал, что охвачен общим творческим порывом, но в целом опыт был обескураживающий, а Дэвид то сообщит, что собирается заказать бараньи мозги и, мол, не хочет ли Фил присоединиться, то возбужденно листает альбом Эриха Хеккеля и спрашивает, какого Фил о нем мнения. Однажды он пришел раньше, чем нужно, и стал свидетелем некрасивой сцены: били одного из техников Thin Lizzy за то, что куда-то девался запас кокаина. Боуи и Игги были, конечно, малость «не в себе», но открытого употребления веществ не замечалось, и оба крайне сосредоточенно занимались делом. Самое большое впечатление произвел на него тот факт, что ни Игги, ни Дэвида он никогда не видал при дневном свете. «Одно слово – вампиры».

Тибо тоже был несколько дезориентирован этими обстоятельствами. Дэвид переживал, что никак не найдет правильный саунд для песни “Mass Production”, и тогда бывший басист «Магмы» записал на ленту перегруженные индустриальные шумы и закольцевал ее в гигантскую петлю, которая шла через всю студию. Он помнит, как Боуи сидел молча какое-то время, которое казалось бесконечным, и зачарованно смотрел, как ползает по кругу белая монтажная метка, – так ребенок смотрит на игрушечную железную дорогу.

В начале августа Тибо вернулся в Париж записываться с Жаком Ижленом, а Дэвид и Игги уехали в Берлин закончить сведение на студии «Ганза» на Курфюрстендамм. Студия находилась на четвертом этаже офисного здания, порекомендовал ее Дэвиду Эдгар Фрёзе из Tangerine Dream. Сводить основу и руководить записью финальных овердабов Боуи пригласил своего старого приятеля Тони Висконти, с которым в последний раз работал над Young Americans . К тому моменту Боуи с Игги уже переехали в квартиру, которую нашла для них Коко Шваб, на Хауптштрассе, 155, в берлинском районе Шёнеберг; прибыв туда, Висконти был поражен, насколько Боуи улучшился физически и психологически, – он радикально изменился по сравнению с истощенным существом времен Young Americans , – а зная, что Дэвид теперь работает с анималистическим американцем Игги Попом, еще больше удивился, найдя обходительного, приветливого и вполне цивилизованного Джима Остерберга.

Работа была непростая – у Висконти сложилось впечатление, что весь материал остервенело свален в кучу в едином творческом порыве, – но через пару недель они втроем разгребли запись, создав «великолепный новаторский ландшафт, – говорит Висконти, – полный тревоги и муки». (Похоже, что изначальные миксы, сделанные Тибо, сохранились на “Sister Midnight” и “Mass Production”.) Позже пластинка получила название The Idiot – в честь мудрого, но сумасшедшего князя Мышкина, героя романа Достоевского, который оба часто называли в числе любимых книг, – и знаменовала радикальные перемены для обоих своих архитекторов, причем надо сказать, что гений Боуи проявился, как всегда, и в выборе подходящего партнера. Было совершенно ясно, что мир будет шокирован, увидев упертого рокера, того самого, кто кромсал себя битым стеклом и пачкался арахисовым маслом, в роли фронтмена такого напряженно-минималистичного, электронного, восхитительно европейского произведения. Но и Джим интуитивно понимал и весьма ценил этот эксперимент, ведь он к авангардной музыке питал не менее глубокий интерес, чем Дэвид. Ну и что, что последний его культурный опыт состоял в ночевках в гараже на пару с мужчиной-проститутом, – но ведь это именно Джим вышел из продвинутого университетского кампуса, выступал с соратником Гордона Маммы и Роберта Эшли, видел второй выход в свет уорхоловского шоу Exploding Plastic Inevitable еще в марте 1966 года и уже десять лет назад имел представление о концертах, где «голая женщина играет на виолончели, пока кто-то лупит молотками по струнам рояля», – по сравнению с этим послужной список Боуи выглядел довольно провинциально.