Константин Симонов - Записки молодого человека

Девятого декабря я узнал, что Сурков и Сло­бодской вместе со своей редакцией "Крас­ноармейской правды" перееосали из Обира­ловки в помещение "Гудке".

Как раз в этот день у меня было назначено вы­ступление на радио. Я должен был прочесть несколь­ко военных стихотворений, и в их числе еще не на­печатанное тогда "Жди меня". Перед тем как ехать на радио, я заскочил на машине в "Красноармей­скую правду". Там в маленькой комнатке я застал Верейского, Слободского и Суркова, которого в пер­вую минуту даже не узнал,— такие у него были бра­вые пшеничные, с подпалинами, чапаевские усы. Рас­целовавшись, мы посидели минут десять, расспраши­вая друг друга о событиях, происшедших с нами за те несколько месяцев, что мы не виделись после Западного фронта. Потом я прочитал Алеше посвя­щенное ему стихотворение "Ты помнишь, Алеша, до­роги Смоленщины...", старик расчувствовался, я тоже. Из-под койки была вытащена бутылка спирта, кото­рый мы и распили без всякой закуски, потому что закуски не было.

Ровно в восемь, впервые взглянув на часы, я с ужа­сом увидел, что именно в эту минуту должно было начаться мое выступление на радио.

Проскочив на студию мимо ошеломленного вахте­ра, я застал диктора читающим уже третье из четы­рех моих отобранных для этой передачи стихотворе­ний. Ему осталось прочесть только последнее из них — "Жди меня". Но мне хотелось обязательно прочесть хотя бы одно стихотворение самому, в осо­бенности это. Выступление по радио значило, что че­ловек именно сегодня, в эту минуту жив и здоров, и об этом будут знать те, кто находится очень далеко от него. Я показал диктору жестами, что дальше бу­ду читать сам, встал с ним рядом, потянул у него из рук лист со "Жди меня", и ему ничего не оста­валось, как объявить, что стихотворение "Жди меня" будет читать автор.

Сам не помню, как я тогда прочел его.

На следующий день ко мне в "картотеку" пришли Сурков, Слободской и Борис Рунин. Я прочел им всю книжку стихов "С тобой и без тебя", от нача­ла и до конца, и они, так же, как и я, уверенные, что до конца войны ее нельзя будет напечатать, в то же время похвалили меня; им понравилось, что я написал книгу стихов о любви.

***

Суркову

Ты помнишь, Алеша, дороги Смоленщины,

Как шли бесконечные, злые дожди,

Как кринки несли нам усталые женщины,

Прижав, как детей, от дождя их к груди,

Как слезы они вытирали украдкою,

Как вслед нам шептали: —Господь вас спаси! —

И снова себя называли солдатками,

Как встарь повелось на великой Руси.

Слезами измеренный чаще, чем верстами.

Шел тракт, на пригорках скрываясь из глаз:

Деревни, деревни, деревни с погостами,

Как будто на них вся Россия сошлась,

Как будто за каждою русской околицей,

Крестом своих рук ограждая живых,

Всем миром сойдясь, наши прадеды молятся

За в бога не верящих внуков своих.

Ты знаешь, наверное, все-таки Родина —

Не дом городской, где я празднично жил,

А эти проселки, что дедами пройдены,

С простыми крестами их русских могил.

Не знаю, как ты, а меня с деревенскою

Дорожной тоской от села до села,

Со вдовьей слезою и с песнею женскою

Впервые война на проселках свела.

Ты помнишь, Алеша: изба под Борисовом,

По мертвому плачущий девичий крик,

Седая старуха в салопчике плисовом,

Весь в белом, как на смерть одетый, старик.

Ну что им сказать, чем утешить могли мы их?

Но, горе поняв своим бабьим чутьем,

Ты помнишь, старуха сказала:

— Родимые, покуда идите, мы вас подождем.

"Мы вас подождем!" — говорили нам пажити.

"Мы вас подождем!" — говорили леса.

Ты знаешь, Алеша, ночами мне кажется,

Что следом за мной их идут голоса.

По русским обычаям, только пожарища

На русской земле раскидав позади,

На наших глазах умирают товарищи,

По-русски рубаху рванув на груди.

Нас пули с тобою пока еще милуют.

Но, трижды поверив, что жизнь уже вся,

Я все-таки горд был за самую милую,

За горькую землю, где я родился,

За то, что на ней умереть мне завещано,

Что русская мать нас на свет родила,

Что, в бой провожая нас, русская женщина

По-русски три раза меня обняла.

***

В.С.

Жди меня, и я вернусь.

Только очень жди.

Жди, когда наводят грусть

Желтые дожди,

Жди, когда снега метут,

Жди, когда жара,

Жди, когда других не ждут,

Позабыв вчера.

Жди, когда из дальних мест

Писем не придет,

Жди, когда уж надоест

Всем, кто вместе ждет.

Жди меня, и я вернусь,

Не желай добра

Всем, кто знает наизусть,

Что забыть пора.

Пусть поверят сын и мать

В то, что нет меня,

Пусть друзья устанут ждать,

Сядут у огня,

Выпьют горькое вино

На помин души...

Жди. И с ними заодно

Выпить не спеши.

Жди меня, и я вернусь

Всем смертям назло.

Кто не ждал меня, тот пусть

Скажет: — Повезло.

Не понять не ждавшим им,

Как среди огня

Ожиданием своим

Ты спасла меня.

Как я выжил, будем знать

Только мы с тобой,—

Просто ты умела ждать,

Как никто другой.

***

Не сердитесь — к лучшему,

Что, себя не мучая,

Вам пишу от случая

До другого случая.

Письма пишут разные:

Слезные, болезные,

Иногда прекрасные,

Чаще — бесполезные.

В письмах все не скажется

И не все услышится,

В письмах все нам кажется,

Что не так напишется.

Коль вернусь — так суженых

Некогда отчитывать,

А убьют — так хуже нет

Письма перечитывать.

Чтобы вам не бедствовать,

Не возить их тачкою,

Будут путешествовать

С вами тонкой пачкою.

А замужней станете,

Обо мне заплачете —

Их легко достанете

И легко припрячете.

От него, ревнивого.

Затворившись в комнате,

Вы меня, ленивого,

Добрым словом вспомните.

Скажете, что к лучшему,

Память вам не мучая.

Он писал от случая

До другого случая.

***

В домотканом, деревянном городке,

Где гармоникой по улицам мостки,

Где мы с летчиком, сойдясь накоротке,

Пили спирт от непогоды и тоски;

Где, как черный хвост кошачий, не к добру,

Прямо в небо дым из печи над трубой,

Где всю ночь скрипучий флюгер на ветру

С петушиным криком крутит домовой;

Где с утра ветра, а к вечеру дожди.

Где и солнца-то не видно из-за туч,

Где, куда ты не поедешь, так и жди —

На распутье встретишь камень бел-горюч,—

В этом городе пять дней я тосковал.

Как с тобой, хотел — не мог расстаться с ним,

В этом городе тебя я вспоминал

Очень редко добрым словом, чаще — злым.

Этот город весь как твой большой портрет,

С суеверьем, с несчастливой ворожбой,

С переменчивой погодою чуть свет,

По ночам, как ты, с короной золотой.

Как тебя, его не видеть бы совсем,

А увидев, прочь уехать бы скорей,

Он, как ты, вчера не дорог был ничем,