Константин Симонов - Записки молодого человека

Долгие годы на письма школьников, спрашивав­ших меня о дальнейшей судьбе "сына артиллери­ста" — Леньки, мне приходилось отвечать, что я не знаю его судьбы, но мне хочется надеяться, что Ленька, пройдя всю войну до конца, остался жив и здоров.

И только где-то уже в 1964 году от Николая Буки­на, "поэта Рыбачьего полуострова", ставшего за это время из старшины полковником и издавшего не одну книжку стихов, я вдруг узнал, что "сын артил­лериста" жив и здоров и по-прежиему служит в ар­тиллерий, но только теперь уже не на Крайнем Севе­ре, а на Дальнем Востоке,

А вскоре после этого мы списались и встретились с "Ленькой" — с подполковником береговой артил­лерии Иваном Алексеевичем Лоскутовым,

Зимой 1966 года, получив очередную пачку писем от школьников, читавших в пятом классе "Сына ар­тиллериста", я написал Ивану Алексеевичу во Вла­дивосток, где он служил, и попросил его выручить меня; рассказать своими словами о собственном подвиге и своей дальнейшей судьбе. Хочу привести полностью письмо, которое Лоскутов прислал мне в ответ на мою просьбу, тем более что письмо это написано с лаконизмом военного человека, не лю­бящего длиннот.

"Уважаемый Константин Михайлович! По Вашей просьбе отвечаю на вопросы, которые Вам задают школьники в письмах к Вам о судьбе Ленькн Петро­ва иэ Вашей поэмы "Сын артиллериста".

Ну, прежде всего о том эпизоде, который лег в основу поэмы. В начале войны я служил на Севе­ре в артиллерийском полку, в должности коман­дира взвода топографической разведки, в звании лейтенанта.

В июле месяце 1941 года на нашем участке фрон­та создалось особенно тяжелое положение, немцы ожесточенно рвались вперед, и поэтому от нашего полка требовался наиболее интенсивный и точный огонь. Вот тогда командованием полка было приня­то решение выслать корректировочный пункт на одну из высот. Дело в том, что эта высота во время наступления немцев оказалась практически о ближнем их тылу и на ней оставалось наше боевое охранение что-то порядка 20 человек. Вот эта вы­сота и была выбрана местом для корректировоч­ного пункта.

Я был вызван к командиру полка майору Рыклису (майор Деев в поэме) и комиссару полка Еремину, и мне была поставлена задача — с радиостанцией выйти на эту высоту. Получив задание, я с радио­станцией и двумя разведчиками отправился на передний край нашей обороиы. Пехотинцы дали нам проводника, и под покровом тумана мы вышли к месту назначения. Идти нужно было около трех километров. Прошли мы примерно с километр, как туман рассеялся, и немцы открыли по нашей груп­пе пулеметный и минометный огонь. Проводник наш был ранен, и я его отправил обратно. Оставшееся расстояние мы шли что-то около трех часов, прав­да, "шли" не то, — в основном ползли, ибо попытки вытянуться во весь рост прерывались огнем немец­ких пулеметов и минометов. Но как бы то ни было, цель была достигнута. Правда, сумка у меня оказа­лась пробитой пулей, а в сумке пробило карту, целлулоидный круг, пачку денег (мою месячную получку), и от ранения меня спас находившийся в сумке хордоугломер, от которого пуля рикошети­ровала.

Обзор немецких позиций с этой высоты был очень хороший, прекрасно мы наблюдали миномет­ную батарею, кухню, много пулеметных точек, от­четливо наблюдали все передвижения немцев. В течение этого дня мы засекли все видимые цели, определили их координаты и передали все необхо­димые данные по радио в полк.

На следующий день огнем наших батарей мино­метная батарея по нашим корректурам была унич­тожена, накрыта большая группа пехоты, принимав­шая пищу, уничтожено несколько пулеметных точек.

Немцы, очевидно, поняли (а может быть, засекли работу радиостанции), что огонь корректируется именно с этой высоты, и открыли по ней артилле­рийский и минометный огонь. Одна из минометных батарей была нами засечена и, по нашим командам, огнем батарей подавлена. Видя, что огневой налет на высоту эффекта не дал и не смог прекратить точный огонь наших батарей, немцы бросили в на­ступление на высоту большую группу пехоты. Вызванный нами огонь по наступающим немцам не смог их остановить, и немцы окружили высоту со всех сторон, начав подниматься непосредственно на нее. Нам ничего не оставалось делать, как вызвать огонь непосредственно по высоте. Мы пе­редали такую команду, но комиссар полка считал, что это ошибка, и переспросил, и только после вторичной нашей команды на высоту обрушился шквал нашего артогня.

Наступавшие немцы частично были уничтожены, а остальные обратились в бегство. В период обстре­ла мы постарались укрыться и остались живы, правда, состояние было ужасное. Радиостанция бы­ла разбита, и дальнейшее наше пребывание на вы­соте без связи с полком было бессмысленно, и я принял решение возвратиться в полк. Но уйти удалось только на следующий день, когда спустился туман, ибо малейшее движение на высоте вызывало огонь немецких пулеметов. Вернулись в полк, где уже нас считали погибшими, и доложили о выпол­нении задания.

Вот и весь эпизод, который послужил основанием для создания поэмы "Сын артиллериста".

В этом полку я прослужил до конца войны. Полк в 1944 году был награжден орденом Красного Зна­мени, и ему было присвоено наименование "Печенгский".

В 1945 году нас передислоцировали иа Дальний Восток, где полк принимал участие в войне с Япо­нией, высаживался в портах Кореи,

С 1947 года я служу на Краснознаменном Тихо­океанском флоте.

За период войны награжден орденами Отечест­венной войны 1-й и 2-й степеней, двумя орденами Красной Звезды и девятью медалями.

Вот коротенько и все о себе.

Прошу передать от меня, Константин Михайло­вич, Вашим корреспондентам горячий привет, по­желания отличных успехов в учебе, пожелание быть им достойными славы своих отцов и старших брать­ев, славы нашей Великой Родины.

3.III. 1966 г.

И.А. ЛОСКУТОВ".

С тех пор, как я получил это письмо, я посылаю его копии всем тем пятиклассникам, главным обра­зом мальчишкам, которые спрашивают меня о судьбе Леньки. Теперь моя жизнь стала немнож­ко легче, а жизнь Ивана Алексеевича Лоску­това немножко труднее, потому что некоторые ребята, разузнав его адрес, пишут не только мне, но и ему.

До тех пор, пока я не узнал о Лоскутове и не списался с ним, я, откровенно говоря, слабо верил в то, что человек, о котором было рассказано в моей поэме, остался жив после войны.

В поэме было точно названо место действия, так что не спутаешь. К тому же она печаталась десят­ки раз. Поэтому мне казалось, что человек, который узнал бы в истории "сына артиллериста" собствен­ную историю, останься он живым после войны, непременно рано или поздно написал бы мне.

Однако на деле вышло не так, как я думал. Иван Алексеевич Лоскутов поэму читал, что речь в ней шла именно о его подвиге — прекрасно знал, но прототипом героя поэмы признавать себя не спешил. И если бы этим не занялись другие люди, наверное, так бы и не признал. Такой уж у него ха­рактер, один из тех, что заслуживают глубокого уважения.