Александр Подобед - Подвиг, 1983 № 23 [альманах]

Капитан Штанько, сын многодетного мелитопольского колхозника, перенял у своего отца удивительную способность видеть и знать, чем живут близкие люди. Для Ивана Семеновича все однополчане были братьями и сыновьями.

Сидя на броне тягача и поеживаясь от встречного ветра, он рассуждал: танк мог завалиться под откос, но тогда его обнаружила бы колонна замыкания, танк мог, как предполагает комдив, свернуть с маршрута куда-нибудь в деревню… Верно! Мог свернуть, чтобы сократить расстояние. Значит…

— Стоп! — командует капитан, и тягач застывает у обочины.

Иван Семенович достает карту, сквозь очки смотрит на желтую извилистую линию, петляющую среди зеленых и синих пятен, обозначающих леса и болота.

Танк мог сделать три вероятных поворота: сразу же за мостом через речку Малютку, за деревней Кирицей и не доезжая торфоразработок. Около всех этих трех пунктов капитан высадил людей. Если танк свернул, то след должен остаться. Затем снял шапку-ушанку и надел шлемофон. Эфир пищал, стучал, свистел, мяукал, летели обрывки песен и музыки. Среди этого хаоса четко и властно выделялся голос «Волги». Полк уже знал о пропавшем танке, и на волну первого батальона переходили командиры рот в надежде услышать позывной сержанта Свиданина.

Самая мощная радиостанция полка почти без пауз настойчиво запрашивала:

— Восемьсот пятнадцатый. Я — десятый. Сообщите ваши координаты.

815-й молчал.

Капитан Штанько начал с наиболее вероятного — с района торфоразработок. Люди искали следы гусениц. Ослепительный луч от переносной фары прощупывал каждую пядь земли. Следов гусениц не было.

А время торопило. Оставив часть группы, капитан Штанько отправился на тягаче в Кирицу. На окраине этой деревни его уже поджидали машина ВАИ и местные жители.

— Вот я и говорю, товарищ командир, — обратилась к капитану женщина в полушубке и валенках, — они проехали часа два назад.

— Кто они?

— Ну машина и танк. Я так понимаю… Вон там за березками свернули на зимник. Я в окно глянула, а из танка искры так и сыплют.

Штанько снова взглянул на карту. Верно! За березками по прямой можно выскочить на дорогу, оставляя в стороне торфоразработки. Но ведь зимник пробит по непроходимому болоту.

Капитан пересел в «газик» ВАИ и вскоре стоял перед полыньей, затянутой пленкою льда. Битый лед, схваченный морозцем, засыпало снегом.

— Здесь они, товарищ капитан, — печально произнес водитель «газика», грузный, по-хозяйски неторопливый солдат.

Осторожно подступая к ледяному крошеву, Штанько осветил фонариком гусеничный след. След обрывался на краю полыньи. Дальше, за полыньей, продолжалась «елочка» от шины грузовика.

— А кто-то проскочил, — сказал Штанько, продолжая светить фонариком.

— Известно, товарищ капитан, — ответил водитель. — Тыловики небось. Они везде проскакивают.

— Могли бы сообщить…

— Могли, конечно. Если б увидели…

Водитель тронул каблуком стеклянную пленку льда. Из лунки выступила, растекаясь, коричневая лужа. С высоты своего большого роста солдат заметил соляр. Радужными пятнами был покрыт весь лед.

— Здесь они…

И солдат и капитан думали об одном. «Живы ли?» — с болью спрашивал себя Штанько и не находил ответа. А солдат, будто сам был свидетелем случившегося, говорил, словно подсыпал соли на рану:

— Не успели ребята… Наверно, передний люк был открыт… Вот и захлебнулись все сразу. Иначе б выплыли… Помните, товарищ капитан, как зимою на Днепре прапорщик Гулин демонстрировал выход…

Штанько помнил, как в январскую стужу на показных занятиях экипаж отрабатывал тему «Вытаскивание танков в зимних условиях из глубоководной преграды». Тогда на виду у батальона танк с экипажем рухнул под лед. Через полчаса машина стояла на берегу, а люди после купели отогревались в палатке. Но то был Гулин, лучший механик-водитель дивизии. Жаль, что он уволился в запас и переехал из военного городка в районный центр. Теперь он мелиоратор, работает на бульдозере…

Солдат прервал нить воспоминаний:

— Товарищ капитан, для верности кинем тросик. А?..

— Можно…

Водитель вынул из багажника трос и бросил его в полынью, вскоре — было слышно — крюк коснулся металла.

— Метра четыре…

Штанько промолчал… А что, если люки были закрыты? Тогда есть шанс, что танкисты живы. Изолирующий противогаз не хуже акваланга. Лишь бы ребята не растерялись, не попытались открыть люки…

Штанько взглянул на часы. Было без четверти пять.

— Едем!

И «газик», развернувшись, устремился в деревню, к тягачу, одиноко скучавшему у дороги. В расстегнутом полушубке, придерживая массивные очки, Штанько прытко нырнул в тягач, переключил рацию на передачу, торопливо заговорил:

— Десятый! Я — «Поиск». Восемьсот пятнадцатый найден затопленным. Координаты сорок четыре ноль восемь. Прием…

Секунда… Вторая… Как вечность… Волнение капитана Штанько передалось всем, кто находился в тягаче. Люди пододвинулись к передатчику, нетерпеливо ждали ответа.

Горячий, пахнущий чужим потом шлемофон был великоват, и Штанько, прижимая руками наушники, старался не пропустить ответа.

— «Поиск»! Восемьсот пятнадцатый в тысяча двухстах метрах юго-западнее Кирицы. Нужны три тягача. Прием.

Как в лесу во время грозы шумят деревья, так в ночном эфире дают о себе знать неумолкающие помехи. Сквозь свист и шум капитан услышал:

— Вам… придается… рота… лейтенанта… Мухлынкина…

— Спасибо.

— Действуйте…

Своим чередом шли учения.

Согласно вводной посредника «противник» ядерным ударом уничтожал роту. Рота лейтенанта Мухлынкина выходила из игры, но волею случая включалась в борьбу за спасение товарищей.

— Все! Хана! — вырвалось у Михаила Реги, когда машина с большим креном очутилась под водой и застыла сорокатонной глыбой.

На выкрик никто не отозвался. Потопление произошло так стремительно, что ни командир Юрий Свиданин, ни наводчик Ханс Сааг, ни тем более молодой солдат осеннего призыва заряжающий Борис Костоглод не смогли даже обругать механика-водителя, гнавшего танк наперерез колонне, а оказалось — навстречу своей гибели.

Был шок. Но длился он секунды, точнее, секунд пять, не больше. Высокая скорость, ровный гул дизелей, и вдруг такое ощущение, что машина с ходу, не сбавляя скорости, налетела на скирду соломы и скирда, не выдержав удара, взлетела в небо, под гусеницами вдруг распахнулась бездна, доверху наполненная водой. Вместо воздуха мощный компрессор с надрывным храпом всосал ледяную влагу, и двигатель захлебнулся.

Но танк влетел не в полынью. Полыньи бывают на зимних реках и озерах. Полынью можно заметить даже в такую темную мартовскую ночь, как эта. Танк попал в болотный плен, в трясину, которая замерзает лишь в трескучие морозы и оттаивает при первой же оттепели. Огромным вязким телом трясина сдавила теперь уже беспомощную машину. Так, пожалуй, удав сдавливает жертву. В такой ситуации экипажу надеяться не на что.