Александр Подобед - Подвиг, 1983 № 23 [альманах]

Это хорошо знал Свиданин, правда, знал из рассказов бывалых солдат, отслуживших и живших в гарнизоне.

Свиданин молчал. И Рега, уже чувствуя страх, повторил:

— Все. Хана…

Теперь, когда машина покоилась на дне болота, механик-водитель с кинематографической точностью, эпизод за эпизодом восстановил в памяти ход событий, предшествовавший этому печальному финалу.

Сразу по команде «Подъем!» он спешно оделся, помня, что здесь главное — аккуратно, без рубцов навернуть портянки (переобуваться будет некогда) и, конечно же, ничего не забыть. Заученно выхватив из пирамиды противогаз и автомат с подсумком, не отставая от ребят, Рега побежал к своей машине. Двери парка были раскрыты настежь, оттуда валил сизый дым сгоревшего соляра — это опередившие его механики-водители уже запускали двигатели. Он отстал ненамного — на какие-то секунды. Рука привычно легла на рукоятку включателя «пуск» — и сразу же, как живое существо, заворковало, вздрогнуло массивное тело машины. Рега не видел, но чувствовал, как ныряет в люк быстрый, как мышь, Борис Костоглод, как грузно вползает не по годам упитанный Ханс. Люк башни для него узок, и Ханс вслух кого-то ругает: дескать, черт то ли мешает ему занять место, то ли сузил отверстие люка.

— Показания? — запросил по ТПУ Свиданин.

— В норме, — ответил Рега.

Показания приборов — он уже их видел — соответствовали готовности.

Потом машины вытянулись в колонну. 815-й согласно боевому расчету занял свое место в замыкании.

Скоро в снежной дымке потонули огни городка.

В окулярах прибора ночного видения голубела зимняя дорога. Колонна двигалась ровно. В машине было тепло. И Михаил Рега с блаженством думал о том, как хорошо вот так бы ехать и ехать до самого утра, а утром добраться до опушки леса, где уже стоит полевая кухня, благоухает запахом гречневой каши и мясными консервами и тихо исходит паром круто заваренный горячий чай.

Но до утра было далеко, а до кухни еще дальше, когда в поле зрения прибора в голубом ореоле показался грузовик, застрявший в кювете.

Грузовик принадлежал хозвзводу, тому самому, без которого не дымит кухня и в котлах не варится каша. По праву замыкающего танк Свиданина выдернул хозвзводовский грузовик, и Михаил Рега в награду от повара Момонта получил ржаной сухарь.

— Грызи, друг, спать не захочешь.

— Если к сухарю добавите сахарку, не засну, уж это точно, — мягко намекнул Рега и засунул сухарь в карман комбинезона.

Пока вытаскивали грузовик, колонна ушла вперед. А потом закрепляли трос. Тоже время потребовалось. И Рега сказал Свиданину:

— У меня, товарищ командир, есть идея. Не махнуть ли нам за грузовиком? Срежем уголок по зимнику — вот и наверстаем упущенное.

— Без разведки?

— Недавно же ходили.

— Ну что ж… Давай пораскинем мозгами…

— Да что тут раскидывать! — подгонял Рега. — Время-то, время!

За темными избами знакомой деревни танк свернул с дороги и по следу хозвзводовского грузовика пошел кидать свои тяжелые гусеницы на оледенелый покров ухабистого болота. Но там, где проскакивает хозвзводовский грузовик, далеко не всегда проходят танки.

Подтаявший к весне зимник не выдержал сорокатонную тяжесть — и болото поглотило машину. Кругом было безлюдье. Властвовала ночь. Подмораживало. Косо летящие снежинки уютно ложились на широкий гусеничный след.

— Все! — выкрикнул Рега, проверяя розетку ТПУ: слышат ли товарищи?

— Миша, побереги нервы, — властно и как будто спокойно отозвался Свиданин; в его приглушенном голосе не только Рега — весь экипаж уловил стальную нотку.

— Тут я виноват… — заикнулся было Рега, но командир экипажа жестко его прервал:

— Потом разберемся, а сейчас — действовать.

В порядке старшинства Рега был первым помощником командира. С удостоверением механика-водителя 3-го класса он сменил уволившегося в запас безотказного в работе и опасного в спорах сержанта Галямова. Койки Свиданина и Реги стояли рядом, командир и механик-водитель пользовались одной тумбочкой, часто читали друг другу письма, приходившие из дому. Но, несмотря на общность интересов и вкусов, младший сержант Рега и сержант Свиданин по характеру были очень разные. Рега горячий, напористый, если что не получается — себя изведет, но сделает на удивление добротно. Притом, как было замечено еще в учебном батальоне, он все выполняет намного лучше, если кто-то у него учится. Эта черта, отмеченная в характеристике, не ускользнула от Коренюгина, когда он изучал дела вновь прибывших механиков-водителей. Он определил Регу к Свиданину, человеку любознательному, но недостаточно знающему свою машину. Коренюгин не ошибся: в лице Михаила Реги командир экипажа нашел себе хорошего учителя.

В отличие от механика-водителя Свиданин был несколько флегматичен: прежде чем на что-то решиться, любил подумать, или, как он говорил, «лучше пораскинуть мозгами, чем ногами». «Шахматист, да и только», — высказывался о нем Чих, прапорщик с громоподобным голосом. Но после того, как Свиданин однажды предложил и обосновал план воскресника — расстановка людей и техники оказалась идеальной, — тот же прапорщик Чих ахнул: «Гроссмейстер!» Так и стали звать Юрия Свиданина.

И тем не менее, несмотря на большой ум, за Свиданиным, как считали некоторые товарищи, наблюдалась странность, которая, будь он научным сотрудником НИИ, могла бы сослужить ему добрую службу. Свиданин любил экспериментировать. Внес он предложение изменить в машине компоновку некоторых приборов. Предложение рассматривали на совете рационализаторов. Большинство членов совета со Свиданиным не согласилось. Но это его не смутило. На боевых стрельбах, наблюдая за действиями заряжающего, он подсчитал, что заряжающий теряет секунды, доставая снаряды не из баков-стеллажей, а из хомутиковой укладки. Хотя бак-стеллаж, как известно, находится под боком у механика-водителя, а хомутиковые укладки, считай, под рукой у заряжающего. Своими наблюдениями сержант поделился на служебном совещании. И майор Коренюгин занес эту мысль в блокнот с пометкой: «Проверить».

Сергей Иванович, приняв полк, вменил в обязанность своим офицерам после учений и боевых стрельб опрашивать подчиненных, выявлять замечания и пожелания. Если были дельные предложения, авторы их имели право выступать на подведении итогов. Такое же право предоставлялось и авторам критических замечаний с одним обязательным условием: выражаясь языком инструкции, предложить свой способ устранения замеченного недостатка. Иначе, как считал Коренюгин, будет не критика, а критиканство. Критиканов Коренюгин не терпел, но деловую критику, что помогает повышать боеготовность и соблюдать уставный порядок, признавал легко и заинтересованно. С уважением он всегда относился к тем, кто готов был сам реализовать свой же совет, восставая против негодного правила: не советуй начальству…