Идо Нетаньяху - Последний бой Йони

Шани сделал еще один заход, на этот раз более удачно, и совершил посадку на главную полосу, хотя и не абсолютно точно. «Уверен был, что вы справитесь», — радостно сказал Мота Гур пилотам, похлопав их по плечам. Трое пилотов так и остались в неведении, понял ли начальник Генштаба, не будучи летчиком, что при второй посадке имела место неточность, но свои сомнения держали при себе.

Демонстрация закончилась, и пилоты повернули на север, чтобы доставить начальника Генштаба и Бени Пеледа на место ученья-модели. В это время ночи луна еще освещала бледным светом землю; но завтра ночью, в Африке, в час, на который назначена посадка, она уже исчезнет с горизонта. Воцарившийся мрак, возможно, поможет им стать незамеченными, но при этом очень затруднит посадку: удастся ли пилотам в кромешной тьме различить посадочную полосу? Шани и Айнштейн об этом промолчали. У них не было никакого желания добавить еще один сдерживающий фактор в процесс принятия решения, и до самой операции никто из них не сказал ни слова о возможности исчезновения луны. Шани уже решил, что с луной или без нее — в случае, если посадочная полоса не будет освещена, он зажжет посадочные огни самолета на последней стадии снижения, после того как радар приведет его на полосу.

И если даже радар не обнаружит в темноте полосу, Шани был тверд в своем намерении приземлиться в Энтеббе. «Если я увижу, что на поле темно, — сказал он Бени Пеледу, — и радар не находит посадочную полосу, то включу радио и передам на контрольную башню: я — самолет Восточно-Африканской авиалинии номер семьдесят, с общей неисправностью в электросети, объявляю аварийное состояние. Прошу немедленно включить огни! Нет контролера в мире, который не повернет в таком случае рубильник. Не обезумеет же он до такой степени, чтобы взять на свою совесть крушение самолета с двумястами пассажирами. Он включит, и мы приземлимся. Пока поймет, что случилось, операция уже состоится. Так о чем беспокоится?»

Но Бени Пелед не беспокоился. Он был уверен в своих пилотах и сказал Шани, что идея хорошая, ею можно воспользоваться в случае необходимости, но пока лучше держать ее при себе.

Бойцы Части ждали ночью прибытия начальника Генштаба, чтобы начать ученье-модель. Перед ученьем Йони провел дополнительный инструктаж для командиров отрядов Части. «Говорили обо всем — и о плане, и немножко о разных других вариантах и реакциях на них. Подробнейшим образом обсуждали, что именно должен делать каждый. И тут возник вопрос: атаковать ли „МИГи“? Насколько помню, решили в случае опасности с их стороны открыть по ним огонь. Но если кругом будет темно, пустынно и безлюдно — не превращать это в День независимости» [57] 17. Ави. . Потом Йони проинструктировал заново все отряды Части.

Первое ученье-модель Йони провел еще при свете дня, перед ночным ученьем, которое должно было состояться в присутствии начальника Генштаба. «Атаку» после выхода из машин вел Муки, который был командиром звеньев прорыва. Вначале Йони определил, что первым к терминалу двинется звено Гиоры, поскольку ему надлежит проникнуть в самое отдаленное помещение, а затем два других атакующих звена. В таком случае вторжение произойдет через все три главных входа одновременно. Однако Муки, будучи командиром звеньев прорыва на нижнем этаже, воспротивился тому, чтобы кто-то другой, а не он вел атаку. Он пытался убедить в этом Йони, напомнив ему опыт прошлого, который показал, что, если человек, находящийся на острие прорыва, задерживается, случается беда. Между ними вспыхнул короткий и бурный спор, но Йони остался при своем мнении. Тогда Муки сказал ему: «А ты на моем месте, где бы предпочел быть?» Муки говорит, что Йони улыбнулся и молча показал пальцем на бумаге — первым. И действительно, позже Муки обнаружил, что порядок продвижения звеньев к терминалу изменен, его звено — первое из атакующих, а рядом, впереди, двинется Йони и его командное звено. (Описание взято из рассказа Муки в еженедельной телепрограмме «Время пришло» от 12.5.86.)

Для второго ученья Йони поставил двух человек, изображающих угандийских солдат. Но не у здания терминала — было известно, что там находятся часовые, а подальше, у начала ведущей к нему полосы. «По логике, они поставят здесь охрану», — сказал Йони.

Кроме бойцов Части, начала учений ожидали также солдаты и офицеры парашютных войск и Голани. Среди них был и сержант Сурин Хершко, который скоро должен был демобилизоваться. Он со своим батальоном был на Голанах, когда вместе с четырнадцатью товарищами получил приказ направиться в центр страны. Прошлой ночью, с четверга на пятницу, они прибыли на место, где назавтра должно было состояться ученье-модель, и там легли спать на земле, в спальных мешках. В пятницу им сказали, что готовится атака на трехэтажное здание, в котором находятся террористы. Ни слова об Энтеббе, атака якобы состоится в Ливане. Однако, увидев на месте самолеты «геркулес» и услышав утром, что их приглашают в заправочный самолет, чтобы понять, сколько человек туда может втиснуться, они уже не нуждались в объяснении, что готовится вторжение в Энтеббе. Большую часть дня, до начала ученья-модели, им особенно нечего было делать. Они сидели в сторонке, говорили между собой, глядя на своих офицеров, занятых встречами, переговорами и подготовкой планов. Время от времени Сурин видел там подполковника, которого знал раньше. Это был Йони.

«Я был сержантом в минометном подразделении, — рассказывает Сурин о своем, знакомстве с Йони в период, когда Йони был танкистом. — Меня иногда посылали с отрядом для минометной поддержки на танковых батальонных ученьях. Так я дважды оказался и в батальоне Йони. Я сидел с ним на инструктаже по планированию учений и моего в них участия. Я видел очень энергичного парня… он очень хорошо разбирался в минометах. Знал, о чем идет речь. Обычно, отправляясь на такие ученья, я знал: буду делать что хочу, командир батальона все равно в этом деле не смыслит — постреляю, когда и как хочу, чтобы появилось там немного дыма, и это его устроит. Но с Йони такое не прошло. Он знал эту область и этот предмет, знал точно, чего и когда требовать. И в самом батальоне к Йони было особое отношение. Его там ценили. И еще я помню — когда я вышел после учений со своим звеном, мне дали от их батальона водителя для минометного бронетранспортера. Это был личный шофер Йони, шофер его машины. „Заметь, — все время обращал мое внимание шофер, — какая у него власть на всем учением, как он владеет всеми, как отдает команды. Меня это поразило — никогда не видел, чтобы шофер с таким интересом следил за ученьем“».

У Сурина не было особых опасений по поводу операции в Энтеббе. Он полагался на своих командиров и был уверен, что армия способна вернуть его оттуда живым. Перед ученьем-моделью ему и его товарищам сказали, что они должны выйти из самолета и прибыть к «зданию», обозначенному специальными знаками. Но назавтра, в субботу, они уже получили более подробную инструкцию. Им наконец сказали, что они отправляются в Энтеббе, что их задача — завладеть новым зданием терминала. Звено Сурина, во главе с командиром его роты, должно залезть на крышу и проверить, нет ли там угандийских солдат. Еще им сказали, что к угандийским солдатам, если они там обнаружатся, надо отнестись как к врагу. Гражданских не трогать, а только собрать их в нижнем этаже. Им также объяснили, что хотя захваченные находятся в здании старого терминала, но кто знает, может быть, за последний день их перевели в новый. В этом случае именно им придется освобождать заложников.