Александр Чемек - Где-то на сопках. Хроники строителя магистрали. Книга 2

В среду с утра занимаюсь рубероидом с «усатым» Вовой, сколачиваю с Владимирским опалубку для выходных открылков и «гробик» до конца рабочего дня.

Дома читаю письмо от брата. Его лишили стипендии за «хвост» по математике, значит, придётся ему помогать. После бани и столовой топлю печь в комнате Миричей и печатаю рассказ при +10°. В 20:30 заходит Соня, варит детское питание собаке Мухе, делает соседской девочке бескозырку на праздник и уходит писать доклад. На пикник в выходные она идти отказалась.

— Не могу слышать слово «пьянка» рядом со словом «природа», — пояснила она.

«Воображала», — подумал я.

Перед сном читаю Вампилова — «Прогулки по Кутулику» в «Смене».

…Подъём в 5:30, дневник — до семи. Решил найти журнал «Изобретатель и рационализатор» и пробивать Авторское свидетельство.

…В котловане строим с Владимирским «штаны» — опалубку — на выходе трубы. После некоторых измерений и более внимательного изучения чертежей, мы с ним поняли, что открылок в «штанину» не войдёт. К тому же, я отпилил торчащие концы досок на «штанине», и удлинить её уже было нельзя.

Владимирский возмутился:

— В семье должен быть один свёкор! Один, а не несколько. Что получится, если каждый будет думать?!

— Это тебе надо было думать, прежде чем сколачивать опалубку, — сопротивляюсь я. — Опалубка была готова, а я отпилил лишь ненужные концы.

— Не твоё дело! Надо было, надо было… Что теперь демагогию разводить? Ой, Генка, не люблю я с тобой работать. Или ты строй, или я строю. Сейчас уйду и — всё!

Я в растерянности замолкаю. Через некоторое время ругань возникла ещё раз, но опять ничем не кончилась.

Дома объясняю Владимирскому вкратце, кто такой Франц Кафка. По окончании обеда приходит кран, мы едем с Лёней и Фролом монтировать экспериментальную трубу. Перед самым отъездом напоминаю мастеру Коле, что котлован никто не проверял, и советую взять инструменты.

Когда установили кран и уже подцепили фундаментный блок, чтобы поставить на место, Коля решил замерить глубину котлована. Я держал линейку, а он «стрелял» нивелиром. Получилось, что дно котлована на 40 см ниже проекта. Лёня выпросил у него прибор и прошёл сам всю «лесенку» от репера в четыре «хода». Он нашёл, что не хватает 10 см..

— А ты волновался! — похлопал он меня по спине. — Это же Коля! Он ни черта не умеет!

Коля схватил нивелир, ещё раз все промерил и заключил:

— Да, не хватает всего 10 см. Но монтаж всё равно вести нельзя. Труба-то экспериментальная. А ты как думаешь? — спросил он Лёню.

— Ой, Коля, я тебе ничего не скажу. Ты должен сам решить, монтировать или нет. Вот если бы ты с нами работал давно, то знал бы, что можно, что нельзя…

Чтобы поднять уровень дна котлована, нам нужны были и гравий, и лопаты, но наш ЗИЛ, который мог бы обеспечить нас и тем, и другим, уехал на поиски упавшей с платформы крана подставки под опору. Мы уселись в кабине «Като» и давай «травить» про мотоциклы и импортную технику.

У Коли, оказывается, здесь есть «Минск М-315», который он собирается поменять на «Юпитер». А вот спортивный вариант — «М-115» — стоит 400 рублей… Так болтали, пока не закончилась смена.

В это время Влад рвал и метал: кран нужен на трубе 1693 км, где срывается работа. Лёня уезжает туда с «Като», а мы — в общежитие.

Дома оказался Киса. Он не знал, когда приедут остальные, но в случае чаепития решил пойти в гости тоже. Я ухожу в хату Миричей и печатаю рассказ. После 21 часа заходит Соня с праздника в своём клубе. Оказывается, она заходила к нам сразу после 17, а я был в столовой. Во второй комнате она оставила нам подарки и пирог, который пекла весь день для Влада и компании.

Перед сном я развернул сверток и увидел, что Владу предназначалось — «Живые и мёртвые» в трёх книгах, а мне — «Избранное» Ю. Нагибина. Когда открыл первую книгу Симонова, нашёл удивительную дарственную надпись: «Потрясена, взволнована, почти благоговею». Постепенно до меня дошло, что это — выражение самых сокровенных чувств, относящихся не только к автору…

Читаю статью о Хемингуэе до полуночи.

Хулиганство «актеров». «Нам бы жить». Дарственная надпись.

Смерть в скважине. Заявление в партию. Поэты и музыканты.

24 февраля, пятница. Утром Райлин разразился «патетической» речью:

— У нас не коллектив, а чёрт знает что! Не могут собраться на праздник!

— Праздник надо искать в буднях, — попытался я его подначить. — «Трудовые будни — праздники для нас…».

Он меня не слушает и продолжает своё. Беру у него отчёт о поездке в Орсеньев на фестиваль КСП и новые стихи, чтобы распечатать.

На работе, на «экспериментальной» трубе, набрасываем на дно котлована недостающие 10 см гравия. Погода способствует: мороз не сильный, светит солнце.

Появляется автобус Главмагисстрстроя, и знакомый усатый парень из «Пионера» сообщает, что будет снимать фильм о бригадном подряде. Однако, в котловане нет солнца, и он предлагает отправить кран на другой котлован для установки бетономешалки. Люпак согласился ему помочь. Лёня и крановой были против такой «липы», поэтому до обеда мы работали по своему плану. Киношники просят нас задержать обед на час, чтобы отснять свой материал.

— Суп-то разболтают! — воскликнул Федя. — Есть нечего будет… Нет уж, мы поедем на обед!

— Тогда возвращайтесь быстрее, — отвечает усатый оператор.

Мы вернулись к 13-ти часам. Накидали доски на платфому крана и уже садились в вахтовку, чтобы ехать на большой котлован, но услышали крик киношников:

— Стой! Куда? Остановите кран!

— Это хулиганство! — завопила женщина. — Мы и так потеряли два часа!

Пришлось развернуть кран и делать «постановку»: переставлять бетономешалку, пилить доски и так далее…

В 14 часов уезжаем вместе с киногруппой на «экспериментальный» котлован. Бульдозер выровнял площадку, мы установили на неё кран и смонтировали блок на вторую ступень. Киношники сняли эпизод и уехали.

…В поселке, в комнате Миричей, собираюсь печатать. Затапливаю печь, но какая-то необъяснимая сила толкает меня на кровать, и, против воли, я продремал до 21 часа, пока не зашла Соня. Провожаю её до вагончика, показываю несколько аккордов на гитаре, записываем две песни Окуджавы. Её товарка Надя выразительно спрашивает:

— Сколько сейчас времени? — намекая на правила приличия, и я ухожу.

В нашем общежитии никого нет. Читаю о Хемингуэе и засыпаю около 23 часов.

В субботу просыпаюсь в 4 утра и засыпаю снова до 8 часов. Странно, но всё время клонит в сон. Прочитал судебный очерк Ваксберга в «Литературке». В своём «кабинете» растопил печь и сел печатать рассказ.

Вечером идём с Соней играть в «пинг». До начала сеанса успели сыграть лишь одну партию, и она ушла смотреть фильм «Земля, до востребования».