Людмила Штерн - Жизнь наградила меня

– И еврейского, – пробормотал Витя, уважающий точность формулировок.

– За наши великие страны! – не унимался Юджин. Он набрал в легкие воздух, и я испугалась, что они с Витей грянут «Подмосковные вечера». Но тут раздались звуки арфы, и нас пригласили в столовую.

Вернулись мы домой около полуночи. Дверь Аниной квартиры была распахнута настежь, на лестничной площадке толпились соседи. Анна разговаривала с полицейским.

– Что случилось?

– К нам забрались воры. Я пришла час назад, стала искать в сумке ключи и услышала в квартире шаги. Я решила, что вы уже дома, и позвонила. Никто не открыл, шаги стихли, и ключей нет. Наверно, оставила в другой сумке. Я дернула дверь, а она открыта. Над головой – слоновий топот. Воры выбежали через черный ход на чердак и оттуда по крышам. Наверно, соседские мальчишки, они тут все выходы и лазейки знают.

– Господи! А что украли?

– Почти ничего. Не успели. Только портативный телевизор. Да, и ваши знаменитые плащи. Они висели на самом виду в таких потрясающих золотых мешках.

О наступлении весны в Париже извещают кафе. Как только над их дверьми и окнами натягиваются солнечные козырьки, как только официанты выносят на тротуары столики и устанавливают стулья в один ряд, чтобы создать подобие зрительного зала, вы знаете, что в Париже весна.

Этот апрельский день был солнечным и мягким. Всё, чему полагалось растаять, – растаяло, всё, что должно расцвести – каштаны, платаны, акация, – расцвело.

Я полдня слонялась по городу и, не чуя от усталости ног, забрела в кафе «Мольер», что рядом с Гранд-опера. Уселась за уличный столик и вместо кофе и круассана почему-то заказала абсент. Поставив локти на стол, я попыталась придать себе позу пикассовской любительницы

абсента из эрмитажной коллекции. Наверно, Париж требует некоторой экстравагантности.

Вдруг пожилой господин за соседним столиком обратился ко мне по-французски:

– Простите, мадам, нет ли у вас спичек?

«Довольно примитивное начало для человека его возраста», – подумала я, но для приличия порылась в сумке.

– К сожалению, нет, сэр (по-английски).

– Вы англичанка, мадам?

– С таким-то акцентом? Вы мне льстите, сэр.

– Испанка, гречанка?

Я покачала головой.

– Ну, значит, американка, – засмеялся он, – угадал?

– Более или менее.

– Что это значит?

– Это значит, что я живу в Америке. Но я русская.

– Господи! – господин даже всплеснул руками. – Русская! У меня никогда не было романа с русской дамой… По крайней мере в реальной жизни.

Выражение «в реальной жизни» показалось мне странным, но я не позволила себе удивиться вслух.

– Очень сожалею, сэр, но не уверена, что я должна знать этнические особенности ваших партнерш.

– Извините, мадам, я думал… – Он помолчал: – Вы меня не узнаете?

– Я вижу вас первый раз в жизни, сэр.

Его лицо, обрамленное седыми, почти до плеч, волосами и перерезанное седыми же усами, опечалилось. Мне стало неловко за свою грубость, и я протянула ему руку.

– Если хотите, давайте познакомимся. Меня зовут Людмила Штерн, Люда.

– Омар Шариф. – И он, привстав со стула, пожал мою руку.

– Простите? – От неожиданности я подалась вперед и опрокинула бокал. Абсент разлился, и в его лужице заиграло весеннее солнце.

– Омар Шариф, киноактер, – повторил он. Если он и наслаждался моим ошалелым видом, то даже глазом не моргнул.

Конечно же! Теперь я узнала это смуглое лицо, удлиненные оливковые глаза, расщелинку между передними верхними зубами.

– Боже милостивый! Я думала, вы гораздо моложе. – Я чуть не выпалила – «и гораздо выше ростом», но вовремя прикусила язык.

– Вы очень любезны, Люда.

Омар Шариф иронически поклонился.

– Так вот что означали ваши слова «не было романа в реальной жизни». Вы имели в виду Лару из «Доктора Живаго»!

– Конечно, – улыбнулся Омар Шариф и похлопал себя по карманам. – Опять потерял зажигалку. Погодите, я раздобуду огонь.

Он подозвал официанта, и тот принес спички.

– Скажите, пожалуйста, что вы делаете в Париже, русская дама Люда?

– Ничего особенного… – Более загадочного ответа мне придумать не удалось.

– А вы умеете играть в бридж?

– Пробовала однажды, но моя тупость так травмировала партнеров, что я поставила на себе крест.

– И зря. Хотите научиться?

– Тратить на это время в Париже?

– Я не собираюсь тратить ваше время, – засмеялся Омар Шариф. – Я хочу вам подарить кое-что на память.

Он открыл сумку и вынул довольно толстую книжку.

OMAR SHARIF. «МА VIE AU BRIDGE» («Моя жизнь в бридже»).

– Спасибо большое… Но, скажите, вы всегда таскаете с собой книжки на случай знакомства в кафе? – Я брала реванш за разлитый бокал абсента.

– Нет конечно, хотя это прекрасная мысль. Книжка эта вышла вчера, и сегодня утром я выступал с рекламными целями в универмаге «Printemps». Отвечал на вопросы, подписывал автографы. Вот случайно остался экземпляр.

Омар Шариф вынул из нагрудного кармана своего блейзера паркеровскую ручку и надписал: «То Luda Shtern with love».

И теперь в моей домашней библиотеке есть французская книжка по бриджу. Книжка, которую я никогда не прочту.

Не приходилось ли вам в детстве, заснув в постели под равномерный стук дождя, оказаться героем сказки из «Тысячи и одной ночи»? Это случилось со мной. И не во сне, а наяву, и не в детстве, а сравнительно недавно. Но позвольте по порядку.

По тому, где человек паркует свою машину, можно судить, насколько он азартен и любит риск. Ни тотализатор, ни покер, ни русская рулетка не выявляют с такой очевидностью характер истинного игрока. Себя, например, я считаю человеком азартным, но не безрассудным. Тщательно проигрываю варианты наказания и почти не ошибаюсь. Впрочем, судите сами.

Однажды в Брюсселе я просидела несколько часов в библиотеке, собирая материалы для статьи о Мемлинге. Был, как обычно, дождливый день, и в окне просматривались только лужи и разноцветные зонты над головами прохожих.

От скуки я жутко проголодалась. Сдала книги, приехала в центр города и оставила машину в узкой улочке, в нескольких шагах от Гран-Плас, напротив скульптуры Писающего мальчика, почему-то являющегося национальной эмблемой Бельгии. Знаки на обеих сторонах улицы грозили египетскими казнями за парковку в этом месте. Игнорировать эти знаки было чудовищным нарушением, по масштабу не уступающим парковке немецкого самолета Матиаса Руста на Красной площади. Но я рискнула. Гостеприимные бельгийцы вряд ли уволокут машину с красными номерными знаками, которые свидетельствуют, что машина арендованная и принадлежит туристу. Турист, разумеется, балбес и уличных знаков читать не умеет, но он привез деньги и тратит их на кружева, пиво, гобелены и жареную картошку. Иначе говоря, способствует развитию бельгийской экономики. Обижать его не следует, но и потворствовать нечего. Скорее всего, повесят штрафной талон. Но кто будет платить? Я через месяц улечу в Бостон и наклею его в фотоальбом на память о Бельгии.