Людмила Штерн - Жизнь наградила меня

Я не помню, чтобы в то время Иосиф жаловался на здоровье. Но то, что уже тогда сердце у него не в порядке, было известно. Перед отъездом в Якутию Галя Дозмарова предупредила об этом начальника экспедиции, и это не осталось без внимания: его щадили. В следующем, 1960 году Иосиф, по его выражению, «рванул» из экспедиции в Ленинград в середине сезона. Объяснения этому поступку разным людям давались различные. Мне он говорил, что его заели комары. Якову Гордину он изложил соображения более высокого порядка, включая суровый характер начальницы экспедиции.

Кстати, с легкой руки Дозмаровой в Якутии оказалось много ярких персонажей, в том числе рано погибший талантливый поэт Леня Аронзон. Ездили туда на полевой сезон и Ефим Славинский, и Владимир Швейгольц, и Гоша Шилинский. Перечисленные выше лица связаны с именем Бродского хотя бы потому, что четыре года спустя им была оказана честь упоминания в газете «Вечерний Ленинград» за 29 ноября 1963 года в качестве друзей и сподвижников Иосифа Бродского, именуемого в газете «окололитературным трутнем».

«…Кто же составлял и составляет окружение Бродского, кто поддерживает его своими 'ахами' и "охами"?…Марианна Волнянская, 1944 года рождения, ради богемной жизни оставившая в одиночестве мать-пенсионерку, которая глубоко переживает это; приятельница Волнянской – Нежданова, проповедница учения йогов и всякой мистики; Владимир Швейгольц, физиономию которого не раз можно было обозревать на сатирических плакатах, выпускаемых народными дружинами;…уголовник Анатолий Гейхман; бездельник Ефим Славинский, предпочитающий пару месяцев околачиваться в различных экспедициях, а остальное время вообще нигде не работать, вертеться около иностранцев. Среди ближайших друзей Бродского – жалкая окололитературная личность Владимир Герасимов и скупщик иностранного барахла Шилинский, более известный под именем Жоры.

Эта группка не только расточает Бродскому похвалы; но и пытается распространять образцы его творчества среди молодежи. Некий Леонид Аронзон перепечатывает их на своей пишущей машинке, а Григорий Ковалев и В.Широков, по кличке "Граф", подсовывает стишки желающим…» [1] Цит. по статье Я. Гордина «Дело Бродского» в журнале «Нева» за 1989 год, № 2.

Много лет спустя, пытаясь определить основные вехи творчества Бродского, я спрашивала его: «Когда ты написал свое самое-самое первое стихотворение?» «Не помню», – отмахивался он. «А стихотворение-то само помнишь?» – «Вспомню – скажу».

Про «самое первое» стихотворение я так и не узнала. Но всерьез Бродский начал, по его словам, «баловаться стишками» с шестнадцати лет, случайно прочтя сборник Бориса Слуцкого. Потом в геологической экспедиции в Якутии он услышал стихи студента Горного института Владимира Британишского. Как-то в Нью-Йорке, в году, кажется, 1987-м, Бродский поразил меня своей памятью, прочтя наизусть отрывок из стихотворения Британишского «О природе», напечатанное в сборнике «Первая встреча» (Лениздат, 1957 год):

«Я подумал, что могу это изобразить получше», – сказал Иосиф.

Самое раннее опубликованное стихотворение Бродского датируется 1957 годом. Вот оно:

А год спустя, в 1958-м, он уже прославился «Еврейским кладбищем около Ленинграда» и «Пилигримами».

И все же на вопросы «когда же ты все-таки понял, что поэзия – твое подлинное призвание» Бродский, в зависимости от настроения, отвечал по-разному: «А я и до сих пор не понимаю», или: «С прошлой субботы», или: «Сравнительно недавно».

Наиболее вразумительный ответ он дал Евгению Рейну. На его вопрос «что тебя подтолкнуло к стихам», Бродский ответил: «…Году в пятьдесят девятом… в Якутске, гуляя по этому страшному городу, я зашел в книжный магазин и в нем надыбал Баратынского – издание "Библиотеки поэта". Читать мне было нечего, и когда я нашел эту книжку и прочел ее, тут-то я всё понял, чем надо заниматься. По крайней мере я очень завелся, так что Евгений Абрамыч как бы во всем виноват».

Таким образом, можно считать, что именно Якутия 1959–1960 годов оказалась для Бродского «началом пути»…

У меня есть маленькая память об Иосифе «якутского» периода. За два дня до отъезда в эмиграцию он подарил нам с Витей свою фотографию, сделанную летом 1959 года на якутском аэродроме. Стоит, расставив ноги, руки в карманах, на фоне летного поля с взлетающим (а может и садящимся) самолетом. На обороте надпись: «Аэропорт, где больше мне не приземлиться. Не горюйте».

В последующие годы мне несколько раз удавалось нанять его в качестве «консультанта» в институт Ленги-проводхоз, в котором я работала гидрогеологом. Заработок консультанта был мизерный, но все же лучше, чем никакого. Помню нашу совместную работу над проектом «Состояние оросительно-осушительных каналов Северо-Западных регионов РСФСР».

Мы мотались по Ленинградской области, обследуя километры каналов на предмет устойчивости откосов. Состояние их было плачевным. Они обваливались, оплывали, осыпались, зарастали какой-то дрянью. Я их описывала, Бродский фотографировал довольно профессионально. К тому же Александр Иванович разрешил пользоваться его аппаратурой. Помню, что при защите отчета было отмечено «высокое качество фотографий, блестяще подтверждающих описательную часть проекта». У нас даже возникла шальная идея заработать копейку-другую, написав сценарий для научно-популярного фильма об устойчивости оросительных каналов. Бродский придумал эффектное название «Катастрофы не будет».

Имелось в виду, что обвалившиеся откосы никого под собой не погребут. Мы написали заявку, и друзья устроили нам встречу с директором «научпопа», то есть Студии научно-популярных фильмов. Он при нас пробежал глазами заявку и сказал: «Это может пойти при одном условии: расцветите сценарий находками». Мы обещали «расцветить» и раскланялись, но на другой день идея сценария завяла из-за чудовищной скуки тематики.

Во время поездок по каналам я впервые услышала «Холмы» и «Ты поскачешь во мраке».

«Холмы» Бродский читал в тамбуре поезда, по дороге в Тихвин. Даже сейчас, почти полвека спустя, у меня перед глазами грязный, заплеванный тамбур с окурками под ногами и голос Бродского, перекрывающий грохот и лязг старого поезда.