Людмила Штерн - Жизнь наградила меня

Над планировкой и дизайном работали замечательные художники Юрий Купер и Лев Збарский. Планировка, полы, мебель, лампы, бар, цветовая гамма – всё было сделано по их эскизам с безупречным вкусом. Получился элегантный и благородный зал.

Но сама затея оказалась проигрышной. Русский человек – хоть эмигрант, хоть олигарх – лучшим в мире коньякам и сигарам предпочитает рюмку водки и селедочный хвост. А городские власти, считая, что они не могут ждать, пока все граждане откажутся от вредных привычек, запретили к этому времени курение в общественных местах, к которым, конечно, относились и рестораны.

Сигарная комната, в которую были вбуханы огромные деньги, полтора года жизни и нервные системы шести человек, к сожалению, пустовала. Народ поднимался в нее, как в музей, – полюбоваться интерьером.

И тогда Роман, помня, как Бродский мечтал популяризировать поэзию, решил превратить Сигарную комнату в клуб литераторов и интеллектуалов.

Иосиф был бы доволен, узнав, что уже много лет, по четвергам, на втором этаже его любимого «Самовара» происходят литературные вечера. И выступали там и русские, и американские поэты и писатели, в частности Марк Стрэнд, Пол Малдун, Владимир Гандельсман, Алексей Цветков, Бахыт Кенжеев, Игорь Иртеньев и многие другие. Там отмечался день памяти Лосева, и уже много лет празднуются дни рождения Бродского. В его 75-летие, 24 мая 2015 года, оба зала были переполнены, и об этом событии сняли фильм. Так что литература продолжается.

Как-то в сентябре 1989 года, приехав из Бостона в Нью-Йорк, я прогуливалась по Мэдисон-авеню, разглядывая витрины роскошных магазинов. На углу Мэдисон и 84-й улицы на глаза попалась скромная вывеска «Астрология». В окне, на разноцветном гравии, были разложены книги «Гадание по руке», «Карты Таро», «Психология предсказаний».

«Почему бы нет? – подумала я. – Раз-то в жизни».

Астрологический кабинет размещался в подвале. Я спустилась на три ступеньки и позвонила. Дверь открыла миловидная блондинка с круглыми серыми глазами и пушистыми волосами, стянутыми на затылке в «конский хвост». Одета была она в типичный студенческий прикид: выцветшие джинсы, кроссовки и клетчатая рубаха. Девушка приветливо улыбнулась, сказала «Ы» и жестом пригласила меня войти.

Помещение напоминало приемную дантиста. У стены – диван, перед ним столик с кипой журналов, в углу кресло и торшер. Еще один стол с двумя стульями стоял прямо под окном. За ним, вероятно, и происходило гадание, чтобы «процесс» можно было наблюдать с улицы, завлекая тем самым новых клиентов.

– Чем могу служить? – спросила девушка.

– Сама не знаю… Гадание, предсказание… Что вы умеете?

– Всё что хотите. Прошлое, настоящее, будущее.

– Ну, свое прошлое я более или менее знаю. В настоящем я и так нахожусь. Как насчет будущего и сколько это стоит?

– Гадание по руке и простые карты – двадцать долларов, Таро – сорок. А за пятьдесят долларов могу составить астрологическую схему вашей жизни.

– Пожалуй, с меня достаточно простых карт.

Девушка кивнула и пригласила сесть за стол под окном. Мне это не понравилось. Гадание, гинекологическое обследование, лечение зубов, а также краска и укладка волос не должны происходить публично.

– А нельзя ли нам уединиться подальше от посторонних глаз?

Она помедлила, словно сомневаясь, кивнула и пригласила меня в заднюю комнату. Стены там были сплошь зеркальные, на полу китайский ковер в узорах из лилий и драконов, кресла и диван обиты шелком изумрудного цвета, на бронзовых лампах кружевные абажуры. Наверняка эта комната предназначалась для постоянных денежных клиентов, а не для случайно залетевших двадцатидолларовых птиц.

Мы сели за круглый стол, и она ловко раскинула карты.

«Ну-с, щас начнется, – подумала я, – весь этот бред с бубновым валетом, коварной пиковой дамой и неприятностями в казенном доме».

Однако ничего подобного я не услышала. Девушка молча создавала и разрушала карточные узоры и, наконец, сказала:

– Вы только что вернулись из далекой поездки. Там было очень жарко и беспокойно. Приезд домой вам показался большим облегчением.

Чистая правда. Две недели назад я вернулась из Израиля и Египта, где провела больше трех месяцев. Действительно, сорок градусов жары и интифада не создавали душевного покоя. В день нашего приезда в Израиль арабский террорист пустил под откос рейсовый автобус Тель-Авив – Иерусалим. Через несколько дней в центре Иерусалима, возле кнессета, в десять часов утра был убит мой тезка, профессор Менахем Штерн. Неделю спустя в окрестностях Ариэля два арабских пастуха зарезали американского переводчика Фреда Розенфельда, который в одиночку отправился в горы и, встретив пастухов, поделился с ними своими яблоками и бутербродами. Примеров «беспокойной» жизни было сколько угодно.

– В ближайшие два месяца новостей не ждите, но во второй неделе ноября вами заинтересуется важный деловой король, и вы снова отправитесь в далекое путешествие.

– Куда именно?

– Трудно сказать. Возможно, в Советский Союз. Ваша поездка состоится после Нового года, в первых числах февраля.

– В Советский Союз? Ну, это мало вероятно… (В конце восьмидесятых мы еще и думать не смели о поездках на родину.)

Девушка пожала плечами и улыбнулась, давая понять, что гаданье окончено. Я неохотно рассталась с двадцаткой и забыла об этой истории.

Пожелтели, опали осенние листья, задули пронзительные канадские ветры, пролетел дождливый ноябрь. Я как-то вспомнила юную гадалку, но никакие карточные короли в мою жизнь не постучались. А в декабре раздался звонок из американского журнала «Conde Nast Traveler», где я опубликовала два своих путевых очерка.

«Хотите поехать в Москву? Нам привезли оттуда великолепные фотографии, и нужен знающий человек, который написал бы о Москве и об этих фотографиях "изнутри"».

Оказывается недавно из Союза вернулся знаменитый фотограф Хельмут Ньютон. Он был в Москве на открытии выставки своих портретов и попутно фотографировал что ни попадя. Фотографии получились замечательные, но Ньютон понятия не имел, что снимал и what is what.

После пятнадцати лет жизни в эмиграции я только-только начала излечиваться от жестокой ностальгии, которая трепала меня, как тропическая лихорадка. Предложение журнала показалось мне подарком небес: «Хочу! Очень хочу!»

В январе 1990 года я приехала в Нью-Йорк обсудить в редакции детали моей командировки и первым делом примчалась в «астрологический» подвал.

Он был на месте. В окне по-прежнему дрожала неоновая вывеска «Астрология». В витрине на разноцветном гравии по-прежнему были разложены книжки. Я позвонила. Дверь открыла дама с угольно-черными, коротко стриженными волосами и тяжелым взглядом темных пристальных глаз.