Джон Хэйнс - Холодная ярость. Воспоминания участника конвоя PQ-13

В то время, когда наше судно выполняло очередную порцию кульбитов, столкнувшись с гигантской волной, один из наших товарищей, Тим Макграф, вышел из кубрика на палубу, направляясь на вахту. Судно только что залило набежавшей волной, и теперь оно медленно освобождалось от потоков воды, каскадом льющейся по палубе и надстройкам. Поток сбил Тима с ног, опрокинул на спину и потащил в корму, в то время как он изо всех сил пытался за что-нибудь ухватиться. По мере освобождения кормы судна от массы нахлынувшей туда воды оно стало валиться на нос, и теперь поток потащил Тима в обратную сторону. Трудно представить, как бы ему удалось спастись, если бы один из друзей не успел его схватить в это время.

Из носа в корму по обоим бортам были протянуты штормовые леера, но даже переход из камбуза в наш кубрик на полубаке являлся опасным предприятием. Правда, во время шторма вахты на боевых постах у орудий были отменены.

Миллс пишет: «Трудно описать шум ветра, напоминавшего вопли и завывания банши [5] Привидения, завывания которых под окнами дома предвещают смерть его обитателям. – Прим. перев. . Воздух был буквально заполнен всепроникающей ледяной пылью, в которую обращалась морская пена, стоило ей только соприкоснуться с металлическим корпусом судна. Вахтенные и личный состав орудийных расчетов мгновенно превращались в ледяные статуи. Их движения становились замедленными, словно они впадали в глубокий летаргический сон. Теплый воздух, вырывавшийся из губ, моментально застывал ледяными иглами на гарнитуре шлемофонов. Приходилось постоянно протирать глаза, чтобы не смерзались ресницы. Даже волосинки в ноздрях превращались в острые льдинки, оставлявшие мелкие ранки, когда мы терли нос, пытаясь согреться. Стоило этим сосулькам растаять, как нос начинал немилосердно болеть.

Жестокий шторм, продолжавшийся более двух суток, разбросал суда конвоя. Экипаж выдержал тяжелое испытание: на протяжении всего этого времени мы постоянно ходили промокшие до нитки, продрогшие до печенок, полуголодные от недостатка горячей пищи и смертельно уставшие от безнадежных попыток удержаться на ногах. Ветер, налетавший со страшным визгом с полюса, рвал в клочья верхушки волн высотой 12–15 метров, наполняя воздух ледяными брызгами, жалящими словно пули.

Страшно было смотреть, как судно захлестывают гигантские волны и как оно потом медленно, рывками, словно попавшее в капкан животное, пытается освободиться от колоссальной тяжести воды, накрывшей его палубу. Потоки морской воды каскадом проносились вдоль палубы из носа в корму. Временами казалось, что судно уже под водой и никогда больше не покажется на поверхности. Мы исчерпали свои силы до предела, когда шторм стал наконец стихать» [6] Mills Morris O. – P. 90–91. .

Как только море немного успокоилось, мы обнаружили, что оказались в окружении ледовых полей. Огромные льдины, диаметром 12–30 метров, громоздились друг на друге, напоминая чешую поднявшегося на поверхность за глотком воздуха гигантского чудовища, присутствие которого выдавала колеблющаяся гладь моря. Обломки паковых льдов могли вызвать серьезные повреждения корпуса судна, о чем напоминал душераздирающий грохот и скрежет, которым сопровождалось наше продвижение вперед.

27 марта, когда мы еще не выбрались изо льда, к нам присоединились еще четыре судна из состава конвоя. Здесь мы были в безопасности от атак германских подводных лодок, но уязвимы для ударов с воздуха, поскольку к тому времени оказались в радиусе действия германской авиации, действовавшей с многочисленных аэродромов, расположенных на побережье Норвегии. Основными типами самолетов, применявшимися немцами против конвоев, были: «Дорнье» – высотный бомбардировщик, «Хейнкель» – торпедоносец, «Штукас» («Юнкерс» Ju-87) – пикирующие бомбардировщики, «Фокке-Вульф» Fw-200 – морской разведчик и бомбардировщик, «Блом унд Фосс» BV-142 – самолет дальней морской разведки.

«Объявился!» – это сообщение не нуждалось в разъяснениях. Мы хорошо знали этих вестников дьявола – германские самолеты дальней морской разведки, кружащие вокруг конвоя и отслеживающие каждое его движение. При этом они никогда не пересекали границы дальности наших орудий. Как-то раз один из эсминцев просигналил германскому пилоту: «У меня от тебя голова идет кругом, поверни в другую сторону». Летчик немедленно отреагировал на эту просьбу и стал кружить в другом направлении, обнаружив, что и у него тоже есть чувство юмора.

28 марта к нам присоединились еще два торговых судна, британский эсминец «Эклипс» и два траулера. Нам удалось выйти из ледового поля, и мы продолжили плавание. Периодически налетали снежные заряды и опускался туман. Видимость менялась в диапазоне от одного до пяти кабельтовых, временами в просветах между облаками мелькала тень самолета-разведчика. Чуть позже удалось заметить приближающийся к конвою какой-то бомбардировщик [7] Это был один из «Юнкерсов» Ju-88 из состава III/KG30 гауптмана Херманна, атаковавших конвой. – Прим. перев. . Наш «флажок» – сигнальщик Джон Сарджент – доложил, что на судне коммодора поднят флажный сигнал.

Трудно было ошибиться в значении этого сигнала, хорошо известного нам по «Своду боевых эволюционных сигналов». Это был сигнал «Джиг Хау» (так произносится название флагов «JH»), что означало: «Вижу противника!» [8] Brown Roy W. Jig How. – Baltimore, MD: Publish America, 2003. – P. 60. Сигнальщик доложил об этом капитану Нильсену, и тот немедленно нажал на кнопку сигнала боевой тревоги.

Мы были уже на боевых постах, когда бомбардировщик вошел в зону огня. Я в это время с заряжающим Ральфом Манором находился на правом крыле мостика, в его кормовой части, у своего зенитного автомата. Я зарядил двумя 12,7-мм патронами, и его тут же заклинило. У остальных происходило примерно то же самое, и в критической ситуации мы оказались вне игры. Смазка замерзла настолько, что использованная гильза так и осталась в стволе, не позволяя дослать в него новый патрон. Это было наше первое столкновение с противником, и мы к нему оказались не готовы. Пришлось разобрать автомат и взяться за его чистку тут же на месте, пользуясь растворителем. Руки стыли от холода, а растворитель замерзал в обрезе.

Наш командир, энсин Финк, приказал перенести автоматы на камбуз, чтобы они немного согрелись, и только после этого снова взяться за их чистку. Пользуясь подогретым растворителем и немного согревшись сами, мы полностью удалили всю смазку и после этого вновь собрали автоматы. Тем не менее они настолько хорошо работали после этого, что мы больше никогда уже на протяжении всего рейса не пользовались смазкой.