Джон Хэйнс - Холодная ярость. Воспоминания участника конвоя PQ-13

Между тем, 28 марта, панамский пароход «Баллот» подвергся бомбардировке с воздуха и получил тяжелые повреждения в точке с координатами 72°40́ с. ш., 27°35́ в. д. По непонятным причинам 16 человек спустили спасательную шлюпку и покинули судно. Согласно показаниям капитана, это произошло по настоянию самих моряков, в то время как оставшиеся устранили повреждения и благополучно привели судно в Мурманск 30 марта.

Исландский моряк Пьетур Олафссон, находившийся на борту «Баллота», так рассказывал о событиях, происходивших на этом судне:

«У нас был на редкость тупой капитан. Наше судно непонятно почему постоянно плелось в хвосте конвоя. Ко мне подошел рулевой и сказал: “Поди-ка взгляни, что там делается в машинном отделении. Судно не держит ход”. Я спустился вниз и окликнул машинистов, стараясь, перекричать разрывы бомб и гвалт на палубе, но мне никто не ответил. Из многих труб, поврежденных близкими разрывами бомб, сочилась вода. Взрывы швыряли судно из стороны в сторону и трубы расходились на стыках. И во всем машинном отделении не было ни души. Так я и доложил рулевому, поднявшись обратно на мостик. Но когда я проходил по шлюпочной палубе, то обнаружил там капитана, распоряжавшегося посадкой людей в спасательные шлюпки. Я встал перед ним и сказал: “Судно не тонет, у нас просто повреждены и текут некоторые трубы”. Капитан был датчанин, так что я мог с ним объясняться как со скандинавом. Но он не произнес в ответ ни слова. К этому времени в спасательных шлюпках уже находились 16 человек. Я снова поднялся на мостик и рассказал об увиденном рулевому, после чего мы вместе с норвежцем Стейном Руреном, по прозвищу “Ставангер”, оказавшимся рядом, отправились вниз, и он мне тут же на месте разъяснил устройство паровой машины, а потом попытался сам ее исправить. Ему удалось устранить наиболее сильные протечки, а затем наступил мой черед, когда я через несколько часов сменил его на вахте. Не знаю, сколько времени мне пришлось провести в машинном отделении. Двигатель снова работал, только никого не было в машинном отделении: оба механика – старший и его помощник – сбежали отсюда и покинули судно. Так же как и все, они решили, что судно тонет, и забрались в шлюпку, спущенную с правого борта, рассчитывая спасти свои жизни» [13] Материалы архива РОО «Полярный конвой». .

Спасавшихся в шлюпке поднял на борт траулер «Силья» (FY 301), а затем передал на «Индуну». Эти два судна, пытаясь обойти район, в котором были обнаружены германские подлодки, взяли курс на север и на следующий день оказались зажаты льдом.

Остальные суда проследовали к Мурманску, в то время как экипажи транспорта и траулера в течение нескольких часов пытались освободиться из ледяного плена, причем «Индуне» пришлось взять «Силью» на буксир, поскольку траулер остался без топлива. На следующую ночь в штормовом море буксир лопнул, «Индуна» не смогла отыскать траулер в снежных зарядах и продолжила путь самостоятельно, пока не была торпедирована U-376.

Оставшиеся в живых моряки, а именно 41 человек, покинули судно на двух шлюпках. Вот что выпало на долю тех, кто оказался в одной из шлюпок. Рассказывает 2-й помощник капитана Роуланд:

«После того как судно исчезло под водой, мы тотчас же потеряли из виду вторую шлюпку, поскольку волнение было очень сильным, и для того чтобы удержать шлюпку на курсе, людям приходилось грести изо всех сил. По счастью, ветер дул в корму в сторону земли, так что это помогало нам продвигаться в нужную сторону. Я решил поставить парус, но потребовалось какое-то время для того, чтобы поставить мачту и поднять то, что напоминало парус, поскольку кроме меня самого никто в шлюпке не умел ею управлять, разве что два матроса 1-го класса, чей стаж в море не превышал трех месяцев. В шлюпку набилось 32 человека, и в ней было очень тесно. Воспользовавшись попутным ветром, мы шли под парусом в сторону земли весь день 30 марта. Ночью было очень холодно, и 6 или 7 бутылок виски, оказавшихся в шлюпке, пошли по кругу. Сам я только один раз хорошенько хлебнул, но, к несчастью, некоторые прилично набрались. Несколько пожилых моряков заснули и уже не встали. На самом деле, большинство их тех, кто напился этой ночью, скончались во время сна. Мы уложили их тела вдоль бортов шлюпки, не снимая с них одежды.

Мы шли под парусом три дня. Семеро моряков умерли в первую ночь, включая одного кочегара, получившего сильные ожоги. Каждый день умирали один-два человека, а в последний день, в четверг, скончались четверо. Было очень холодно, и все мучились от боли в отмороженных руках и ногах. Но обморожений на лице не было. Шлюпка дала небольшую течь, и нам постоянно приходилось вычерпывать воду черпаками и банками, чтобы ее не набиралось слишком много, но волны все равно постоянно перехлестывали через борта. Ноги у меня не просыхали, но я натянул на себя все, что имелось, включая форменное полупальто с капюшоном, за исключением защитного костюма, хотя некоторые моряки успели его надеть. Но ноги у всех постоянно находились в воде, поскольку ни у кого не было морских сапог. Правда, я натянул пару отделанных мехом ботинок поверх обычных, и, вероятно, это спасло мои нижние конечности от тяжелого обморожения.

На шлюпке имелись большие запасы продовольствия, включая совершенно новый для нас продукт – пеммикан, а также таблетки сухого молока фирмы «Хорлик», печенье, шоколад и прочее. Питание было неплохим, но замерзшая вода превратилась в ледяную глыбу. Чтобы смочить рот, приходилось сосать лед, а чтобы добраться до него – разбить анкерок, в котором хранилась питьевая вода. Мне показалось, что лучше сосать большой кусок льда, чем набирать в рот пригоршню его мелких обломков. Но все равно всех нас мучила жажда, отчего голод не казался таким острым. Самым подходящим продуктом оказался шоколад, он действительно был очень хорош. Мне также понравились таблетки сухого молока, и все мы могли съесть по несколько бисквитов. Но пластинки пеммикана сильно замерзли, а наши руки настолько застыли, что мы не могли их разломить. Еда не лезла в горло, хотя никто не жаловался на голод, при этом всем нам безумно хотели пить.

Мы по очереди садились на весла, чтобы согреться, но руки у нас настолько окоченели, что невозможно было держать весло. Для того чтобы укрыться от непогоды и постоянно залетавших в шлюпку брызг волн, мы воспользовались парусом. Нам удалось подойти примерно на 4 мили к маяку, но мы настолько ослабели, что потеряли всякую надежду добраться до берега. В это время над нами появились три советских самолета. Мы стали размахивать флагом, и они нас заметили. Самолеты сделали три круга над шлюпкой, а затем удалились. Через полчаса, в четверг, 2 апреля, в 20.00, советский тральщик поднял нас на борт. Тральщик встал борт к борту со шлюпкой, поскольку мы едва могли подняться на ноги и не могли ходить. Русские моряки отнеслись к нам очень хорошо, но сняли со шлюпки все снаряжение, включая секстан и мой бинокль. Они отвели нас в теплую кают-компанию, закутали в теплые шерстяные одеяла, напоили кофе и водкой. Затем меня уложили спать в кают-компании корабельных механиков.