Татьяна Внукова - Дом на Новгородском

В 3-м классе нас приняли в пионеры. В школу обяза­тельно ходили в красном галстуке, концы которого за­вязывались на груди узлом или скреплялись зажимом с нарисованным костром. Пионерская работа состояла в проведении собраний и выпуске стенгазет. Кто-то из ро­дителей, умеющих рисовать, делал шапку газеты на ли­сте ватмана и разделял лист на 3-4 колонки. На первой обычно размещалась заметка классной руководительни­цы с итогами наших успехов. Для других редколлегия с трудом выколачивала заметки из нас. Газету читали. Тогда же мать выписала нам домой «Пионерскую прав­ду». Я читала в газетах не только объявления, но привык­ла читать их «от корки до корки».

Не осталось в памяти каких-то вечеров или утренни­ков. Наше общение с мальчишками было только в том, что они с палками встречали нас, выходящих из школы после второй смены на тёмную улицу, и пугали. Входная дверь, разумеется, открывалась одной половиной. Вы­шедшие первыми от страха бежали обратно в школу на­встречу другим выходящим, и в дверях образовывалась куча мала. Правда, не припомню, чтобы мальчишки хоть кого-нибудь ударили. Удовольствие им доставляли наши страх и визг.

Другим развлечением мальчишек было «не пускать на горку», которая была во дворе школы. Они загораживали вход на лестницу и рассматривали девочек. Если понра­вилась — пропускали, нет — не пускали.

17-я школа 5-й класс 1947 год, учителя: А.А. Агеева, З.Н. Зимина, В.Я. Кузнец (слева направо)

4-я школа 8-й “б” класс, учителя Г.М. Зеленина, А.А. Кочанова, А.П. Ганичева (справа налево)

Директором школы была Зинаида Николаевна Зими­на. Она преподавала историю, а её муж, вернувшийся с фронта, вёл у нас уроки военной подготовки и вместо «Смирно» произносил: «Хэр-р-на», так мы его и про­звали. Классная руководительница Анфия Антоновна Агеева была очень серьёзной и неразговорчивой дамой. Одной из моих одноклассниц запомнилось её розовое красиво облегающее трикотажное платье, а мне — её по­ходка мелкими шажками с кистями рук, приподнятыми и отставленными в стороны. Она вела у нас математику.

Мы все ещё писали ручками со вставным пером, но на партах уже не было стационарных чернильниц. Пришла мода на непроливашки. Теоретически она счи­талась непроливашкой, а практически, если сильно трях­нуть, чернила из неё прекрасно выплёскивались. Вспоми­наю, как около нашей колонки на Новгородском дрались две девчонки, ревели и резко выплескивали чернила из непроливашек друг другу в лицо и на одежду, а потом тщетно тут же на колонке пытались смыть химические фиолетовые пятна водой.

Я тоже однажды, упав на крыльце, залила чернилами белый фартук, в кармане которого лежала непроливашка.

Были у нас и уроки рукоделия, но, по-моему, без насто­ящей программы. Мы должны были приносить начатое дома рукоделие и продолжать им заниматься в классе. Те, кто действительно хотел чему-то научиться, окружа­ли стол Серафимы Николаевны плотным кольцом, и она учила. Мы же с несколькими девчонками в это время проползали под партами по всему ряду с первой до по­следней и веселились. Помню, как учительница пыталась научить всех ставить заплаты на чулках. Начать следова­ло с подравнивания краёв дыры. Я так подравняла, что штопальный гриб стал продеваться. Заплата получилась большой и грубой. Мать запретила мне впредь такой ре­монт.

Уроки географии вела Прасковья Степановна Кра­пивина. Она очень занятно произносила слово «Нью-Йорк», при этом двигая в стороны нижнюю челюсть, и мы в восторге просили ещё и ещё раз повторить. Рус­ский язык и литературу преподавала Вера Яковлевна Кузнец. Женщина крупная, дородная, с толстой чёрной косой, обёрнутой вокруг головы. Сочинений мы ещё не писали, только диктанты и изложения. Благодаря об­ширному чтению мне единственный раз встретилось сло­во, которое я не знала как написать. Это слово «воочию». Учительница при диктовке читала его как «воочью», так его я и написала.

Физику преподавал Валентин Николаевич Глазачев. По внешности запомнился как что-то необычное. У него ступни ног были развёрнуты во вторую балетную пози­цию. Так он и ходил. Была у нас по физике не только тео­рия, но и лабораторные работы. Валентин Николаевич научил выполнять простейшие работы: починить утюг или плитку, поставить розетку.

Уроки физкультуры проводила Лидия Александровна. Женщина симпатичная, но «спортивная», если не сказать мужиковатая, не терпящая женственности в девчонках. Особенно её раздражали две хорошенькие девочки из на­шего класса с длинными, ниже пояса распущенными во­лосами, завязанными сверху большим бантом. Придира­лась она к ним как могла.

Экзамены мы начинали сдавать с 4-го класса. Снача­ла это были диктант, русский устно, математика устно и письменно. С годами к этому добавились география, фи­зика, история и химия.

В июне 1944 года нас с Петром впервые отправили в пионерский лагерь Обкома союза рабочих леса и спла­ва, в который были даны путёвки и детям работников предприятий управления культуры. Лагерь размещал­ся в Боброво. Ехали туда долго на маленьком пароходе, часа три-четыре. Путь в лагерь от пристани шёл лугом. Первый раз увидела такое разнотравье: жёлтые, лиловые колокольчики, белые хлопушки, цветы пуговичками, ро­машка, клевер. Поселили мальчиков в здании местной школы, а девочек в большом старом двухэтажном доме. Житьё в старом северном доме дало возможность позна­комиться с его рациональным устройством, позволяю­щим хозяину зимой, в морозы, не выходить для ухода за скотом. Задняя половина дома имела помещение для скота на первом этаже и поветь с сеновалом на втором. Сено завозили на поветь на санях по пристроенному к дому наклонному звозу и сбрасывали зимой вниз, за­давая животным корм. На повети сушили бельё в плохую погоду. Нам были там устроены качели, мы в дождь игра­ли и качались.

После выборов председателя совета отряда и лаге­ря началась обычная жизнь по режиму. Подъём, уборка кроватей, зарядка, умывание, линейка с подъёмом флага, завтрак и разные занятия, после чего обед, мёртвый час, игры после полдника, ужин, линейка с опусканием флага и сон.

Мне всё нравилось. Начала заниматься в самодея­тельности. Пела частушки с группой девчонок, играла в кукольном театре. Петя привыкал трудно. Настал день, когда родители на «виллисе» целой группой приехали нас навестить. Пётр ухватился за мать и не остался в ла­гере ни за что. Так и уехал домой.

В жаркие дни нас водили купаться на Двину, но берег был глинистый, вязкий. Заходить в воду было не очень приятно, а напротив был песчаный остров, который так и манил пляжем. В отряде я была вместе с Тамарой Ситниковой, дочерью администратора филармонии Ма­рии Николаевны. Тамара была на год или на два старше меня и в нашем дуэте была заводилой. Она договорилась с мальчишками, и мы после завтрака сбежали на берег, и взяв чужую утлую лодчонку, отправились на остров. Рейд был огорожен металлическими бонами, и мы с ходу их перескочили. То ли лодка и сразу была дырявой, то ли мы продрали дно, перескакивая через боны, но вода нача­ла быстро прибывать, и мы вычерпывали её консервной банкой и чем могли: носками, платками — затыкали дыру. На острове было действительно здорово, и мы прекрасно провели время до обеда. Путь обратно в заполняемой во­дой лодке опять был неприятным, но доплыли. Могу ска­зать, что плавать я тогда не умела совершенно и, конечно, утонула бы, оказавшись в воде. На обед мы опоздали. Нас уже хватились и за самовольный уход из лагеря вечером всю компанию выставили на позорную линейку.