Татьяна Внукова - Дом на Новгородском

С помощью учительницы математики Галины Макси­мовны я узнала, что мыслю логически. Писали контроль­ную. Я долго возилась с примерами, а в решении задачи по геометрии нужно было, прежде чем прийти к подсчё­там, обосновать принятое решение, почему считаем угол или сторону такими. Я быстро написала обоснование, поскольку времени уже не оставалось, и решение, кото­рое досчитала второпях. Была недовольна своей работой и об этом сказала девчонкам. Каково же было моё удив­ление, когда Галина Максимовна, говоря об итогах про­верки контрольной, назвала обоснование лучшим! Кто хотел более углублённо заняться математикой, ходили в кружок, который организовала Галина Максимовна.

Учительница литературы Надежда Викторовна вдох­новенно читала нам на уроке описание первого бала На­таши Ростовой, и сама хорошенькой вздёрнутой верхней губкой подходила под описание жены Андрея Болкон­ского... Не её вина, что не было в программе стихов Блока и Ахматовой, не «проходили» мы Бунина и Булгакова. Нам следовало знать, что о каждом изучаемом нами про­изведении сказали литературные критики Белинский, Добролюбов, Писемский и другие. У Надежды Викто­ровны, как видно, была пятёрка в институте за знание русской критики. Она старалась передать все знания нам. Но её не интересовало, а что мы сами думаем о про­читанной книге, как мы относимся к её героям. Пред­ставляю, что было бы, если бы я сказала, что осуждаю Анну Каренину и мне симпатичнее Каренин, а это так и было. Или что я ни с какой позиции не могу оправдать Раскольникова. Каждое сочинение нужно было начинать эпиграфом опять же из высказываний классиков. Как тут не обзавестись шпаргалкой! Был у нас и литературный кружок совместно с мальчиками из шестой школы.

Интересными и полезными были уроки черчения. Мы не только познавали азы, с помощью циркуля и линейки изобретали орнаменты, а к концу обучения даже могли в аксонометрии вычертить шар с вырезанной четвертью. В институте с черчением у меня трудностей не возника­ло, и в пятёрке есть доля Никифора Дмитриевича. Высо­кий уровень обучения подчёркивает проведение именно в нашей школе в 1949 году городской выставки работ учеников средних школ по черчению.

Дети растут быстро, становятся высокими, взрослеют по виду, но по сознанию долго остаются детьми и оце­нивают свои действия как шалость. В разум на уроках химии нас приводила Ирина Петровна Демчинская. Од­нажды, придя на урок в кабинет химии, мы обнаружили на каждом столе штатив с 3 или 4 пробирками одноцвет­ной жидкости. Не раздумывая долго, некоторые из нас начали капать из одной в другую, разбалтывать и радо­ваться случайному окрашиванию. Короче говоря, к на­чалу урока у некоторых весь подготовленный материал был испорчен. Ирина Петровна закипела, но сдержанно разъяснила нам на всю жизнь, как опасно смешивать ре­активы, не зная, какая реакция может произойти. Возмо­жен разогрев, воспламенение, появление ядовитых газов и, как результат, ожоги лица и рук, порча одежды. В на­шем случае, конечно, этого не могло случиться, но труд, затраченный на подготовку к уроку, пропал даром. Ещё хорошо, что не все сделали такую глупость и не был сор­ван урок. Дело закончилось замечаниями в дневниках.

Класс был довольно дружным, хотя делился на не­сколько групп. Как единое целое мы выступали лишь в конфликтных ситуациях. Как-то одна из девочек при­несла в школу музыкальное устройство из часов вроде музыкальной шкатулки. Поворачиваешь ручку, и она играет мелодию типа «во саду ли в огороде». Начали играть под партами на уроке литературы. Надежда Вик­торовна прислушалась и сказала, что где-то играет музы­ка. Мы, конечно, хором сказали, что ничего не слышим. Начали передавать устройство под партами и играть то на одной колонке, то на другой. Короче, кончилось всё тем, что к последней игрушка попала в руки нашей от­личнице, члену учкома школы. Учительница заявила, что, если мы не скажем, кто последним играл, урок пре­кращается. Мы не могли выдать, а у девочки не хватало смелости сознаться. Урок был сорван. Когда, наконец, через пару дней конфликт разрешился и она созналась, учительница многократно повторила, что не может пове­рить, чтобы такая девочка так могла поступить — играть на уроке.

Другая конфликтная ситуация связана с уходом из школы А. Г. Селезнева.

Коллектив преподавателей был, в основном, женским, а это трудные коллективы. Женщины более завистливы к чужим успехам и категоричнее в оценке взаимоотноше­ний, чем мужчины. Демчинская и Селезнев симпатизиро­вали друг другу. Оба красивые, интересные люди — чего тут удивительного. Но даже просто большее внимание к одной из женщин коллектива уже причина зависти и воз­мущения остальных. Александр Гаврилович уходит из школы. Нам, конечно, разъяснили, что дело совсем не в этом и причины ухода другие, но мы считали именно так. Мы собрали деньги, купили ему подарок на память как любимому учителю и пригласили в класс, чтобы вручить и попрощаться. А Анну Африкановну, нашу «классную», не пригласили и дверь класса закрыли на палку. Никаких особых секретов у нас не было. Мы говорили о том, как жалеем, что он уходит, а он пожелал нам учиться как сле­дует и сказал, что тоже сожалеет о расставании и только, но весь педагогический персонал прямо вылез из себя, чтобы узнать, о чём мы говорили. Старосту класса сейчас же после окончания нашей беседы вызвали в учитель­скую, долго «пытали», и она пришла оттуда вся в слезах, поскольку ничего не рассказала.

Новым историком стала Эмилия Николаевна. Она была хорошим преподавателем, и отношения с ней в дальнейшем были отличными, но на первом уроке мы встретили ее «в штыки». Спрашивает первую к доске от­вечать урок — не готовилась, вторую — та же картина, тре­тью — то же самое. Опять срыв урока, опять собрание.

К каждому празднику в школе проводился вечер. Риту­ал состоял из торжественной части (чей-то доклад о делах школы), выступления хора, концерта самодеятельности и танцев под духовой оркестр. Хор был принудительно-обязательным. Не будет хора — не будет вечера. Пели и смеялись, не зная слов. Чтобы пригласить мальчиков, мы должны были написать, кто кого зовёт, и отвечать за его поведение на вечере. О пьяных, наркоманах и курящих девочках и речи не было!

Дружили мы с ребятами из 6-й и 22-й школ. У мно­гих из нас там учились братья. Мы тоже бывали в тех школах на вечерах. Что же касается самодеятельности, то талантов хватало. Были играющие, поющие и танцую­щие. Помню Зину Леванову, сильным низким голосом поющую песню Леля из «Снегурочки» «туча со громом сговаривалась». Стала ли она певицей, не знаю. Отрывок из пьесы Островского ставили ученицы во главе с Юлей Снимщиковой, девочкой с красивой длинной каштано­вой косой.