Татьяна Внукова - Дом на Новгородском

В 1944 году Оля пошла учиться в 17-ю школу, и мать водила её по утрам туда. Мы с Олей как-то всё время по­падали в разные смены. Училась Оля хорошо. Продолжа­ла учиться музыке и тогда, когда мы с Петром бросили музыкальную школу.

Трудно сказать, вследствие чего она заболела. Возмож­но, потому, что маленькой перенесла голодные военные годы и организм был ослаблен, но болезнь началась как-то внезапно и развивалась очень быстро. Сначала высо­кая температура, потом беспамятство. Врачи поставили диагноз — туберкулёзный менингит. Вела Олю Мария Владимировна Пиккель. Болезнь, наверное, была ред­кой, и лечить от неё не очень-то умели. По заключению врачей, спасти мог только стрептомицин. Отец предпринял героические усилия, чтобы раздобыть его в Москве. Запрос был сделан через первого секретаря обкома Вла­сова. Из Москвы пришла телеграмма: «Стрептомицина в стране нет».

Оля

Ольга умерла. Хоронила её вся школа, помню, что народу было необыкновенно много. Похоронена она на Кузнечевском кладбище. Мать сохранила её тетради, портфель, табели из общеобразовательной и музыкаль­ной школ, письма.

Назвать его так могу лишь с сильным преувеличени­ем. Мы погодки. С младенчества были ровней в играх в замкнутом пространстве двора. Вместе пошли в школу и учились параллельно, когда её разделили на мужскую и женскую. Я знала не меньше половины его однокласс­ников, он — всех моих приятельниц. Мы вместе ходили в кино, на каток, танцевали на школьных вечерах. Учил­ся он неплохо. Единственный предмет, который ему не давался — математика. Вместо того, чтобы заучить фор­мулу и использовать при решении примера, он задавался вопросом, а почему формула такая. Задачи начинал ре­шать с ответа. Умножал, делил цифры ответа, чтобы вый­ти на исходные данные задачи.

Пётр был одарен прекрасными музыкальными спо­собностями. Он учился в музыкальной школе всего год, а мог самостоятельно разучивать прелюдии Рахманино­ва, пьесы Чайковского, вальсы Шопена. Играл для себя, для души. Он играл на любом музыкальном инструмен­те, попавшем в руки, будь то гитара, баян или контрабас.

Когда он начал усердно заниматься на пианино, у него быстро налаживалась техника пальцев. Выступал как-то на вечере в школе. Мать с отцом ходили на концерт, были горды Петром, и он загорелся учёбой в музыкаль­ном училище, но это требовало сдачи экзаменов за курс музыкальной школы и подготовки к экзамену по специ­альности в училище. Короче говоря, требовало значи­тельных усилий, и не состоялось.

Жила в нём любовь к машинам. Малышом он сидел на перекладине под обеденным столом, с крышкой кастрю­ли в руках и издавал звуки едущей машины. Застывал на месте при виде работающего трактора или автомобиль­ного крана. Мог опоздать на уроки в школу, наблюдая за работой снегоуборочной машины, загребающей снег ме­ханизмом, похожим на руки.

Первым личным транспортным средством была дет­ская педальная машина. Потом взрослый велосипед. За­тем начал просить родителей купить мотоцикл и добился своего. Мне помнится, это был «Ковровец». Петру хоте­лось более мощный, и он сменял его с доплатой на тро­фейный ДКВ. Мы с иронией расшифровывали название как «дурак кто выдумал». Но на самом деле мотоцикл был отличный. Мотор работал почти бесшумно. Ездили на мотоцикле даже за хлебом на угол Поморской через два дома от нашего, уж не говоря о рынке. Пётр вступил в ДОСААФ, участвовал в соревнованиях по мастерству вождения мотоцикла и в кроссе. Он заразил любовью к мотоциклу всех соседских мальчишек. Они тоже всту­пили в ДОСААФ и получили мотоциклы для трениро­вок. Мотоциклистами стали Володя Баженов, Миша Овчинников, Борис Привалов. Днём у всех были какие-то свои дела, а вечером, около 10 часов, они собирались на мотоциклах у нашего дома, и начиналось катание по очереди всех девчонок по Новгородскому до Урицкого и обратно. Катание с грохотом и треском, оно продолжа­лось часов до 12 ночи на «радость» соседям.

Пётр. Фотография 1949 года

Летом, в каникулы, после 9-го класса он устроился на работу шофёром грузовой машины. Но мечтой, конечно, было приобретение собственной легковой машины. Как старуха в сказке о рыбаке и рыбке, он менял технику, пока не остался у разбитого корыта. Мотоцикл ДКВ он сменял у какого-то предприимчивого взрослого на тро­фейную легковушку-развалюху. Через некоторое время по дороге к Чёрному Яру в ней что-то капитально лопну­ло. Там она и осталась.

Петя был любимцем отца и матери и источником веч­ных тревог за него. Совсем малышу, ему попали брошен­ным камешком или пулькой из рогатки около виска, ког­да отец катал его на велосипеде, посадив перед собой на раму. Отец принёс его домой бесчувственного, в крови. Все обошлось, осталась лишь отметина у виска. Было у мальчишек занятие цепляться крючком за задний борт грузовика и катиться за ним на коньках или просто на валенках. Мать бегала по Новгородскому, ловила Петра за этим опасным занятием.

Детские болезни: корь, ветрянка, свинка — достались ему в более тяжёлой форме, чем нам, сёстрам. Мать боя­лась осложнений.

Опасались, что к нему привяжутся какие-нибудь ху­лиганы. Если во время наших игр открывалась калитка и незнакомый парень командовал: «Петька, иди сюда», я говорила: «Петька, не ходи». Некоторое время перепи­рались, потом он всё же шёл, но, надо сказать, не помню, чтобы он с кем-то дрался, умел ладить с мальчишками, и его уважали.

Ну а вообще Пётр был рослым, красивым, обаятель­ным мальчишкой. Нравился девчонкам и вечно был кем- то увлечён. Писал стихи, дарил цветы, катал на велоси­педе, на мотоцикле, фотографировал. Появление каждой новой пассии ознаменовывалось серией снимков: одна, с подругами, с ним.

В феврале 2003 года в Архан­гельском Музее изобразительных искусств открылась выставка картин «Певец Севера». Она была посвящена 100-летию со дня рождения художника Александра Васи­льевича Казакова. На выставке были представлены около 80 его работ. Не буду пересказывать содержание газетной заметки Е. Ирхи о выставке и о нём [71] Ирха,Е. Нет его дома и могилы, но есть картины // Правда Севера. . На фотографии его доброе, милое, знакомое лицо. С отцом он работал над многими спектаклями театра, и их связывали дружеские отношения. Он бывал у нас на Новгородском. Я встречала его в театре. Несколько раз вместе с отцом и братом побы­вала у него дома. Он жил на Павлина Виноградова в двух­этажном оштукатуренном белом доме № 32. Дело в том, что кроме живописи он занимался фотографией. Вероят­но, это было ему нужно, чтобы сохранить для себя вид ма­кетов сцен спектаклей. По просьбе отца он неоднократно фотографировал нас с Петром парой в разном возрасте.