Юрий Мишаткин - Соловушка НКВД

— Хорошо проявил себя в войну, заслуженно получал награды, за короткое время пресек подрывную деятельность диверсантов, фашистских холуев и прочей нечисти. СМЕРШ оправдал свое название, «дарил» смерть не только шпионам.

Сталин имел в виду украинских, прибалтийских националистов, ратовавших за создание с помощью немцев у себя самостийных государств, служивших оккупационной власти полицаев, предателей разных мастей, забрасываемых за линию фронта в советский тыл диверсантов.

Предателями Сталин считал и насильственно угнанных немцами в Европу, рабски трудившихся на заводах, полях гражданских лиц, освобожденных из плена военнослужащих, подвергшихся тщательной проверке, как будто процеженных сквозь сито.

— Решено назначить тебя главой государственной безопасности, где кроме главных обязанностей осуществлял бы твердый контроль над всем внутри страны. Сменишь Меркулова, он засиделся в кресле министра. Имеешь значительный опыт в борьбе с немецкими спецслужбами, не позволил им провести значительное разведывательное мероприятие. Выпестованный тобой СМЕРШ полностью выполнил свою задачу, в мирное время необходимость в нем отпала, поэтому реорганизуем, контрразведка войдет в министерство на правах Третьего главного управления. Верю, на новом посту продолжишь проявлять рвение, активность. Не повтори ошибки предшественника, который самоуспокоился, представил крайне слабый, недоработанный план реорганизации органов, необоснованно прекратил преследование троцкистов. Обладаешь хорошей хваткой. На новом поприще первым делом приструни так называемых «героев», которые кичатся дутыми подвигами на полях брани, возомнили себя маленькими вождями, имею в виду генералов, даже маршалов, Укажи их истинные места, а станут ерепениться, возьмешь за шиворот, встряхнешь как следует. Самым строптивым дашь пинка под зад, а мы специальным указом сорвем с их мундиров погоны и награды. — Вождь покосился на звезды на погонах Абакумова. — Недолго походишь в генералах, послужишь хорошо, и сделаем маршалом…

— Встать, на выход!

Абакумов поднялся, моля Бога не испытать снова рукоприкладство, вернуться в «шкаф».

В знакомой комнате для допросов встретили два новых следователя и прохаживающийся у них за спинами (перенял эту привычку от вождя) Рюмин.

— Имеется ряд вопросов. Извольте дать вразумительные, исчерпывающие ответы. Начнем с хорошо знакомого вам академика, главного хирурга института Склифосовского, гражданина Юдина. Он замешан в руководимом маршалом артиллерии Вороновым заговоре, имеющим цель свергнуть руководителей правительств, партии, передать власть Жукову.

Эстафету в допросе принял второй следователь.

— Неоспоримо доказано, что Юдин завербован Интеллиджен Сервис, когда был в Лондоне на съезде Королевского хирургического общества. Разработчиком вербовки являлись вы. На конспиративных встречах с Юдиным шельмовали высшее руководство страны, лидеров партии, это зафиксировано в показаниях арестованного.

— Юдин лжет бессовестным образом. Встречался с ним в присутствии других, приватных бесед не было. Требую очной ставки с медиком, считаю, что вынудили под сильным давлением дать против меня показания. Обвинение голословно, ничем не подкреплено. Снова берете на вооружение клевету, провокацию, шьете дело белыми нитками.

— На службе в министерстве окружили себя ничем не проявившими сотрудниками, так сказать, балластом, они стали участниками сионистского заговора, который возглавляли вы. Кстати, бывшие ваши заместители, начальники управлений, сотрудники секретариата МГБ исключительно евреи.

— Евреи среди руководящих сотрудников министерства лишь Броверман и Шварцман. Не поверю, что они или кто-либо другой принимал участие в заговоре, так как никакого заговора не было и в помине, его выдумали после политических осложнений с Израилем. — Абакумов улыбнулся. — Если не верите анкетным данным подозреваемых, считаете, что утаили национальность, разденьте догола — отсутствие обрезаний, убедит, что имеете дело с православными.

Ответ позабавил следователей и Рюмина. По намеченному ими плану, следующий вопрос должен был быть о главной обвиняемой по делу Еврейского антифашистского комитета, Полине Семеновне Жемчужиной, получение компромата на ее супруга Молотова. Один из следователей приготовился спросить Абакумова о роли Вячеслава Михайловича в антисоветском заговоре (ссылаясь на фальсифицированные показания его жены), но Рюмин заговорил об ином. Подойдя к Абакумову, прострелил его острым взглядом.

— Отчего скрыли донесение секретного агента «Француженка», о том что Юдин ругал площадной бранью товарища Сталина (рука сексота не поднялась записать эти слова), обещал сделать все от него зависящее, чтобы ускорить смерть вождя и учителя наших народов?

Абакумову удалось сохранить спокойствие, насколько позволили неутихающие боли в пояснице и спине.

— И об этом слышу впервые. Не мог физически знакомиться со всеми поступающими документами.

Рюмин взорвался:

— Скажете, что ничего не знаете и о так называемом Союзе за дело революции, в который входили неоперившиеся старшеклассники, дети репрессированных, возомнивших себя последователями пресловутых бомбистов-народовольцев?

— Глупые юнцы занимались болтовней, не совершили ничего противозаконного, — ответил Абакумов, в свое время быстро разобравшись в дутом деле «заговорщиков», приказал родителям как следует отлупить своих чад, за то, что попытались играть с огнем.

Рюмин гнул свое:

— Как посмели выпустить антисоветчиков?

— Повторяю, школьники не совершили ничего предосудительного, не причинили никакого вреда, занимались только пустыми разговорами. На допросах выглядели жалкими нашкодившими котятами, лили слезы раскаяния. Терять на них время посчитали лишним. — Абакумов переступил с ноги на ногу — стоять стало трудно. — Если был, по вашему мнению, врагом, то в эти застенки попал бы значительно раньше, не проработал много лет верой и правдой по защите завоеваний революции. Обладающий великим умом товарищ Сталин давно бы раскусил и не награждал, не ставил другим в пример, не считал своим способным учеником…

Последнюю тираду Виктор Семенович произнес в надежде, что слова дойдут до вождя.

Он старался беречь силы для многочасовых, изнуряющих допросов, где вопросы повторялись или варьировались. Привыкнув к ограниченному пространству, одиночеству, готовился к борьбе со следственной группой во главе с получившим повышение, ставшим заместителем министра Рюминым.

Когда устал строить план перехода от защиты к нападению, постарался отвлечься. Смежил веки и увидел себя как бы со стороны полным сил, энергии, деятельным, проводящим совещания, летучки, отдающим приказы, утверждающим планы операций, выслушивающим доклады, знакомящимся со сводками, распекающим нерадивых за ошибки, подписывающим приказы, ставящим резолюции на документах, разговаривающим по телефону. После затянувшегося трудового дня, как правило, осушал стакан крымской мадеры (кем-то названной «дамским коньяком»), выкуривал папиросу «Тройка», мчался в персональном бронированном ЗИМе мимо вытягивающихся в струнку на перекрестках постовых к семье. Наскоро ужинал, включал радиолу, ставил пластинку с «Венским вальсом» Штрауса, узнавал от Антонины домашние новости, в детской поправлял одеяльце на посапывающим во сне сыне и шел в спальню, чтобы в 8 утра вновь вернуться на Лубянку.