Юрий Мишаткин - Соловушка НКВД

Вместо ответа «забойщики» применили сыромятные ремни, но избиение не привело к желаемому следователям результату. За упрямство, отказ признать все предъявленные обвинения, Абакумова лишили прогулок, приобретения в тюремной лавке продуктов, чтения книг, перевели в камеру, где от пронизывающего тела холода зуб на зуб не попадал, чтоб не замерзнуть, приходилось ходить, делать приседания, растирания. Следующими наказаниями были долгое пребывание в полнейшей темноте, непозволение спать. Абакумов подумал, что подобные пытки применяли и к Ягоде:

«На процессе над ним побывать не пришлось, очевидцы рассказали, что в Доме Союзов выглядел бодрым. Ежова до его ареста встречал неоднократно, неужели и он испытал то, что ныне приходится переносить мне? Кто дал указание глумиться, распускать руки, нарушать закон, запрещающий применения пыток?».

Он лукавил, в бытность главой органов не раз приказывал подчиненным не бояться испачкать руки, смотрел сквозь пальцы, когда показания брались, как говорится, с потолка или в результате применения крутых мер.

Конец 1951 г. заключенный № 15 встретил, продолжая сохранять стойкость, не подписывая фальсифицированные протоколы, требуя адвоката и разрешения снова написать Сталину, подать жалобу в Генеральную прокуратуру на нарушения в отношении его законности. В ответ заместитель министра Рюмин подписал постановление о предъявлении гражданину В. С. Абакумову обвинений:

Принимая во внимание, что следствием собраны доказательства, обличающие гр. Абакумова в том, что он:

а) вынашивал изменнические замыслы, стремясь к высшей власти в стране, сколотил в МГБ СССР преступную группу из еврейских националистов, с помощью которых обманывал и интриговал ЦК ВКП(б), собирал материалы, порочащие отдельных руководителей партийных органов;

б) опираясь на своих сообщников, проводил вредительскую, подрывную работу в области контрреволюционной деятельности;

предъявить гр. Виктору Семеновичу Абакумову обвинения в совершении

преступлений, предусмотренных ст. 58-7, 58-8, 58–11 УК РСФСР.

Пытки ужесточились, перерывы между ними стали короче. Абакумов не кричал от боли, лишь стонал сквозь крепко сжатые зубы, упрямо настаивал на невиновности, демонстрировал компетентность в вопросах юриспруденции, поправлял следователей, когда те совершали ошибки в применении статей Уголовного кодекса, неверно формулировали обвинения.

В начале 1952 г. Виктор Семенович понял, что уже не стоит ждать ответа на письмо Сталину, вождь проигнорировал послание того, кого во время войны неоднократно ставил другим в пример, продвигал, поощрял, а теперь упрятал за решетку.

«Судя по всему, не понравилось, что свой арест я назвал досадным недоразумением, не раболепствовал, не пал перед ним на колени».

Кандалы (их снимали лишь на ночь) мешали двигаться, приходилось между допросами сидеть на табурете.

«Отчего талдычат о еврейском заговоре, в который сами не верят? Долго пыток не выдержу, сведут в могилу…»

Добился разрешения вновь написать, но не Сталину, а Берии и Маленкову, веря, что они непричастны к аресту сподвижника. Заполненные мелким почерком листы стали криком исстрадавшегося.

Со мной проделали что-то невероятное. Первые восемь дней держали в темной, холодной камере, в течение месяца спал всего час-полтора в сутки, кормили отвратительно. На всех допросах стоит сплошной мат, издевательства, оскорбления, насмешки и прочие зверские выходки. Бросали со стула на пол. Ночью схватили и привели в карцер, размером 2 метра, с трубопроводной установкой, без окон. В этом страшилище без воздуха, питания (давали кусок хлеба и две кружки воды в день) провел несколько суток. Установка включалась, холод все время усиливался, отчего много раз впадал в беспамятство. Такого зверства никогда не видел и о наличии в тюрьмах холодильников не знал. Этот каменный мешок может привести к смерти, увечью, страшному недугу. Меня чудом отходили, вспрыснув сердечный препарат, положив под ноги резиновые пузыри с горячей водой. Все время спрашивал: «Кто разрешил проделывать это со мной?». Получил ответ: «Руководство МГБ». Путем расспросов узнал, что виноват Рюмин.

Прошу вас, Л. П. и Г. М.! 1. Вернуть меня к работе, мне нужно лечение. 2. Если пытка будет продолжаться, то избавьте от Рюмина. Верните жену и сына домой, буду за это вечно благодарен. Жена человек честный и хороший.

Уважающий вас В. С. Абакумов

Письмо первым прочитал Рюмин.

— Сволочь! Смеет обвинять меня! Смешно — желает вернуться в безвозвратно потерянное кресло. Обращается к глубокоуважаемым нe по фамилиям, а по их инициалам. Имеет нахальство жаловаться на плохое содержание в каземате!

Письмо не передали по адресу, подшили в дело заключенного № 15 и продолжили добиваться признания предъявленных обвинений. После очередного допроса с пристрастием потерявшего сознание Абакумова отнесли в санчасть. Полковник медицинской службы Яншин бегло осмотрел не подающего признаков жизни пациента в мундире с отпоротыми знаками отличия. Собрался писать акт о летальном исходе заключенного, но тот открыл глаза.

Яншин задал дежурный вопрос:

— На что жалуетесь?

Ответа не дождался, дал таблетки пирамидона, кальцекса и настрочил справку:

Заключенный № 15 еле стоит на ногах, не может передвигаться без посторонней помощи. Бледен, губы и слизистые с цианотическим оттенком. При пальпации спины болезненность мышц в области межреберных промежутков. Стопы гиперемированны, пастозны. По состоянию здоровья нуждается в переводе из карцера в камеру.

В конце справки сделал заключение:

Допрашивать лишь в положении лежа и только в течение 2 часов.

Диагноз рассердил Рюмина.

— Эскулап превышает свои полномочия, лезет не в свое дело — не ему решать, сколько часов допрашивать. Передайте ведущим допросы, чтоб не переусердствовали, подследственные должны быть способны давать показания, а не отлеживать бока в медсанчасти. Следствие изрядно затянулось. Меня торопят на самом верху, и буду гнать в хвост и в гриву подчиненных.

В палате Абакумов отоспался, полакомился наваристым супом, рыбными котлетами, компотом. Возвратившись в камеру, был приятно удивлен: металлическая койка не была, как принято, поднята на стену. Виктор Семенович доплелся на ослабевших ногах до ложа, свалился на пахнущий карболкой тощий матрац. Стал ждать приказа встать, но не услышал стука в дверь и провалился в глубокий сон, в котором откуда-то выплыл Сталин, каким увидел его в мае 1946 г.

Вождь взял за пуговицу на парадном мундире, снизу вверх всмотрелся в рослого генерала, словно желал пролезть к нему в душу. Абакумов стоял ни жив ни мертв, внутри все трепетало, когда вождь заговорил, сдержал дыхание.