Йозеф Рыбак - «Иду на красный свет!»

Если вы обладаете пытливым умом и если вашим размышлениям не мешают демонстрации безработных, которые здесь в порядке вещей, вас в этом городе посетит много интересных мыслей.

Высшие достижения изобразительного, скульптурного, художественного и литературного искусства присутствуют здесь повсюду, пренебрежительно возвышаясь над произведениями определенного уровня современного вкуса, которые также предстают перед глазами туристов. Они возвышаются над несметным количеством ярмарочных товаров, над покрытыми бронзой десятисантиметровыми гипсовыми Давидами, над бюстами пап и всевозможных святых, окруженных уймой иллюстрированных журналов с голыми женщинами на обложках, потоком прочей низкопробной литературы.

И в первую очередь американцы буквально набрасываются на весь этот товар, что не удивительно. Соединенные Штаты не прошли школу Адольфа Лоса, чьи «Разговоры впустую» еще в самом начале двадцатых годов стали для нас одним из замечательных учебников новой художественной школы.

Но нас интересовала классическая Флоренция. Мы до изнеможения бродили с Иржи Тауфером по этому знаменитому городу, пробирались по его улочкам, рынкам и маленьким площадям, с наслаждением внимая мелодичному языку Данте, трели которого доносились со всех сторон, из тратторий и ларечков. Мы не могли не думать о Данте, создателе этого языка. По сей час вспоминаю, с каким восторгом говорил об авторе «Божественной комедии» Иржи Тауфер и как напоминал нашим итальянским друзьям о непреходящем отношении нашей национальной культуры к их прославленному сыну, величайшему из поэтов, каких родила земля. И в качестве примера приводил им в основном статью Шальды о Данте. Он с восторгом цитировал ее:

«Данте — первый поэт по влечению моего сердца, поэт в современном смысле слова, сведущий в науке своего времени, который, словно доспехи, несет все знание своей эпохи и не падает под его тяжестью».

Великолепная фраза, достойная этого гиганта, землянина, политика, знатока современной ему науки, астрономии, геологии и физики и при всем том поэта, которого Шальда характеризует в упоминавшейся статье как «объективиста, коллективиста и первого коммуниста, чей опыт политической, гражданской и практической жизни вылился в веру в глубокую обоснованность всего материального мира».

Я должен был очутиться на родине Данте, чтобы снова со всей настоятельностью задать себе вопрос, касающийся темы «поэт и политика». Именно великий Данте, и никто иной, вдохновил меня на это.

Ты хочешь, мой современник, понять, кто такой поэт?

В таком случае преклони колена пред судьбой Данте, перед этим итальянцем нашей эпохи, поражающим своей творческой способностью, знавшим в жизни взлеты и падения в бездну, который после всех испытаний, горя и нищеты смог выстрадать большую и глубокую любовь, объемлющую человечество не пассивной мечтательностью, а героизмом духа и действий.

Поэт, достойный называться поэтом, — из рода Данте. Известно, что жизнь катится вперед бурливыми волнами, что общественные системы и формы жизни уходят и отмирают, что, отживая, они исчезают, а все успехи положительных сил сопровождают нас в нашем настоящем. К сожалению, низость жизни тоже. Поэтому в таком мире не может быть покоя, идиллии, самоуспокоенности, равнодушия, нравственной ограниченности. Никто не останется в стороне от этой борьбы, хочешь не хочешь, тебе от нее не уклониться. Ты можешь отвернуться от нее, сделать вид, будто о ней не ведаешь, можешь в каком-нибудь тихом уголке мира, если таковой найдется, играть сам для себя на скрипочке, а когда бури эпохи ударяют в окна, можешь заткнуть дома все щелочки и заложить уши ватой. Или, облачась в свои поэтические доспехи, которым не страшны ни огонь, ни гибель, ибо они закалены в добром пламени, поспешить туда, где ты нужен.

И спроси самого себя, не в разладе ли ты сам с собой? Как обстоит дело с твоими мыслями. Так ли и они «наполнены знанием»? Сведущи ли они «в науке своего времени»?

Едва ли кто выразил сущность современного материализма лучше, чем Ф. К. Шальда, который не был марксистом.

Поэт и общество! Поэт и политика!

Издавна и до наших дней — это все те же инструменты, которые выковывают оружие поэта. В мировой истории и у нас. И у нас — уже с незапамятных времен.

Попытка сделать из поэта только комментатора личных настроений и мелких чувств, пусть и выраженных в рафинированной форме, и оградить его от грозного натиска жизни, от бурных событий века — означает начало упадка литературы.

Дантовский тип поэта, включает ли он в круг своих интересов весь мир или часть его, соответствует нашему национальному типу. И у нас поэт был выразителем политики, отвечавшей времени, гуманистическому восприятию жизненной правды и всему тому, что заключали в себе слова «свобода народу», «справедливость», «хлеб и работа для всех», «мир без войн и без угнетения». Это была не слабость нашей литературы, как утверждал кое-кто еще недавно, ее сила.

Не будем обращаться в далекое прошлое и ссылаться, например, на Гавличека-Боровского {246} 246 Гавличек Карел (псевд. Гавел Боровский) (1821—1856) — поэт-сатирик, публицист, переводчик, один из зачинателей реализма в чешской литературе. или Яна Неруду, равно и на тех, кто в мировой литературе, как, скажем, Пушкин, поднимали знамя Данте. Останемся в настоящем времени и остановимся на тех именах, которые позволяют нам ориентироваться в проблеме, названной нами поэт и политика. Современный пример у нас под рукой. Он связан с именем чилийского поэта Пабло Неруды. А одновременно он дает и ответ на вопрос: поэт и какая политика?

Борьбой поэта за самого себя называет Шальда обыкновенность Данте, видя в ней конечный итог всего, что прошло через глубины души поэта, что задевало струны его поэзии, что выражало его собственную любовь, муки, стремления, ненависть и что привело в конце концов к его величию как человека.

Поэт и политик!

До недавнего времени, что называется, на наших глазах таким человеком, открыто связанным с этим понятием, был наш словацкий поэт Лацо Новомеский. Тонкий, даже целомудренный лирик, бережно относившийся к изобразительным средствам, самобытный и неповторимый уже с самого начала; поэт, который вывел словацкую поэзию на новые пути и который, благодаря всему тому, что было им сделано, вошел в словацкую, да и в чешскую историю. Следовательно, характер полностью чехословацкий, но не в старом смысле этого слова, а так, как понимаем это мы, коммунисты. Это был одновременно журналист фучиковского толка, публицист, полемист, политик и один из организаторов Словацкого национального восстания. Поэт и творец, борющийся за неразрывность общественной и художественной революции, целеустремленный с начала своего творческого пути, верный себе и тому миру, который его сформировал, созиданию которого он помогал в борьбе нашего коммунистического движения. Продолжатель Янко Краля {247} 247 Краль Янко (1822—1876) — крупный словацкий поэт — революционный романтик. , современник и друг Ванчуры, Незвала, необычайно самобытный и притом друг людей доброй воли всего мира. Один из числа тех, для кого поэзия и политика всегда были неразделимы, неповторимый в своем собственном облике, каждым своим стихом и каждым словом революционного журналиста меряющийся силами со своим временем.