Йозеф Рыбак - «Иду на красный свет!»

Несмотря на подобные жалкие попытки, продолжающиеся по сей день, наша современная литература не утратила свое лицо, свою честь, свою гордость, которых не может коснуться грязь всяких любителей ловить рыбку в мутной воде.

Ведь такие условия, которые создает наше общество для своих творческих работников — поэтов, писателей и прочих художников, — не способно создать ни одно другое общество.

Большое дело, что наша социалистическая литература может черпать свое вдохновение в атмосфере нашей эпохи, в героическом творческом труде миллионов людей, в самоотверженных усилиях миллионов строителей коммунистического мира. Только художник, вдохновившийся пафосом современности, найдет самого себя, обретет свой истинно неповторимый творческий характер, откроет невиданные возможности для развития своих личных художественных вкусов, своей здоровой творческой индивидуальности.

В этом заключены трудности, стоящие перед ним и призывающие к решению тех задач, в преодолении которых он испытывает собственные силы. Чтобы достичь творческим трудом того, что требуется только от него и чего не может достичь никто иной, потому что произведение, которое он создает ценой своих творческих усилий, может быть произведением, созданным лишь благодаря его взгляду, его видению, благодаря опыту, приобретенному в практической жизни только им, произведением, рожденным лишь его сердцем и его душой.

Мир социализма благодаря своему целеустремленному движению вперед и своим повседневным выдающимся результатам гигантского трудового подъема предоставляет возможность для любой творческой работы, для творческих мечтаний, для блестящего полета фантазии, которой ничто не мешает быть воплощенной в дело, в поступок, в окружающую нас жизнь, в материальный мир — для всеобщей пользы.

О мечте, которая не утрачивает точек соприкосновения с действительностью, говорил Ленин. Он писал о присущей коммунистам мечтательности, — мечтательности, чуждой благоразумному равнодушию и безучастности в решении самых значительных жизненных вопросов. Это та мечтательность, которая ошеломила даже фантаста Г. Д. Уэллса, когда в беседе с ним Ленин излагал план электрификации Советской России. Этого трезвого фантаста, неспособного понять пафос нового мира, убедить не удалось. Да и не только его. Весь враждебно ожесточенный капиталистический мир не желал считаться с революционной силой этих мечтаний, когда Советское государство, управляемое и созданное на основе марксистско-ленинской науки, встало перед ним во всей своей силе.

Старый мир, сердце которого и все прекрасные порывы зачерствели и окаменели, словно застывшая лава погасшего вулкана, уже давно утратил свой гуманный пафос. Да откуда ему его взять, если в правящих верхах этого общества мы находим только глубокое моральное разложение, только коррупцию и цинизм, только чудовищную одержимость в стремлении изобрести оружие массового уничтожения и истребления человечества.

Пафос присущ нашемумиру!

И он должен быть присущ и нашей литературе!

Для литературы нет большей чести, чем прилагать все силы к тому, чтобы в ней звучал этот пафос, чтобы она формировала мечты нашего мира, чтобы честолюбиво стремилась по-новому и ярко отображать дела и борьбу нашего народа и идти с этим народом в одном строю. Творчеством, каждым новым произведением, открывающим новые горизонты для людских сердец, для новых мечтаний во имя гуманности.

Как сегодня обстоят дела с романом? В мире и у нас?

Этот вопрос мог бы нас интересовать, и по поводу него могли бы высказаться и специалисты в области литературы.

Действительно ли большой роман умер, а то, что пишется сегодня, лишь отзвуки и жалкие остатки его былой славы?

Покончено ли со славным прошлым романа, начатого Вальтером Скоттом, Сервантесом, Бальзаком, Стендалем, Достоевским, Л. Н. Толстым, Золя, Горьким, Роменом Ролланом, Томасом Манном, скандинавскими авторами, такими, как Лагерлёф, А.-Нексё? Поставили ли на романе точку Константин Федин и Шолохов? Синклер Льюис, Фолкнер и Хемингуэй? Означают ли нечто вроде продолжения его последующие попытки Мейлера, Стайрона {254} 254 Мейлер Норман (р. в 1923 г.) — американский прозаик, поэт, критик. Стайрон Уильям (род. в 1925 г.) — американский прозаик. , некоторых французов и авторов из нашего социалистического содружества? Или это финал упадка, начатого Прустом и Джойсом, Кафкой и Музилем {255} 255 Музиль Роберт (1880—1942) — австрийский писатель, театральный критик, журналист; противник фашизма. и всевозможными эпигонскими школами, пытавшимися сделать из романа произведение психологическое, заимствующее что-то у Достоевского, что-то у Кафки, Фрейда, Камю или даже у Селина {256} 256 Селин Луи Фердинанд (наст. фам. Детуш) (1894—1961) — французский писатель, автор нашумевшего романа «Путешествие на край ночи» (1932), впоследствии — апологет фашизма и коллаборационист. ? А главное, заимствующее что-то из философии и псевдофилософии всевозможных экзистенциалистов и тех, кто завершил философскую бесплодность буржуазного мира? Декадентские литературные теории в западных странах уже длительное время пытаются обрубить живительные корни всего того, что делало роман романом. А безуспешные эксперименты, возникающие на основе гнилостной закваски старого мира, сужают горизонты романа и утверждают, что содержанием его может быть только то, что существует в искаженном сознании его автора.

Неприятие объективной реальности, пусть даже оно исходит из отвращения к разлагающемуся буржуазному обществу, включая и то, что происходило во время войны в Корее и во Вьетнаме и что по сей день происходит в расистской Америке, приводит к противоположным результатам в силу погони за всевозможными абсурдами и патологической сексуальностью. Все дальнейшее внимание сосредоточивается на формальных сторонах, на самом крайнем формализме, на творчестве, предназначенном для снобов. Если отбросить в сторону чтиво, явно политически преднамеренное, создаваемое стойкими антикоммунистами, все это могло бы привести к мнению, что с романом действительно все кончено и что потребность широкого читателя в чтении спокойно можно восполнить за счет макулатуры, детективов самого низкого уровня, равно как и всяких прочих средств массового духовного отравления и деморализации людей.

Но о кризисе романа писали и взволнованно дискутировали еще в годы моей молодости, более полувека назад. Сколько мы тогда наслушались таких и подобных утверждений, сколько начитались пророчеств, что новый роман перестанет быть романом, что роман зашел в тупик, что он уже сыграл свою роль, что романистам больше не о чем писать, потому что все уже было написано, и что место романа занимает репортаж, то, что сегодня называют литературой факта.