Йозеф Рыбак - «Иду на красный свет!»

Я не хочу каким-то образом принизить значение симпозиума. Я верил всем выступавшим, каждому их слову, и, если бы мне пришлось говорить, я, вероятно, тоже говорил бы что-нибудь похожее. Поэты, наделенные интеллектуальной силой, мне ближе тех, кто полагается на свою чуть слышно звучащую песню, которую не трогает ничто из того, что мобилизует и настроение и умственные способности человека.

Выступавшие на симпозиуме говорили уверенно, умно — они выражали то же, что вложено в их поэзию, только иными словами. Впрочем, вопросы, поставленные в Струге, были не новыми. Каждый художник ощущает, что они в высшей степени актуальны, и отвечает на них своим подходом к этим вопросам и своим творчеством. Пытались найти на них ответ и наши предшественники.

Беспокойство за искусство, вера в его высокое предназначение свойственны любому поколению. Это вечные вопросы и каждое поколение, размышляя над ними, уясняет для себя свои собственные позиции, собственные пути и характер собственного творчества.

Еще в годы моей молодости мы дискутировали по поводу того, не переживает ли искусство, поэтическое творчество кризис, не иссякнет ли все это с появлением кино или радио, каким образом возможно предотвратить создавшуюся ситуацию. И мы пришли к выводу, что без трудностей невозможно развитие, движение вперед, что и в искусстве постоянно что-то отмирает и уходит, уступая свое место чему-то новому; что один из основных законов искусства — постоянное обновление, искусство неустанно ищет новые жанровые формы, новый язык. Искусство должно идти в ногу с жизнью…

Настоящее искусство не желает довольствоваться прошлыми изобретениями, заимствовать уже устоявшиеся формы, окаменелые приемы, использовать бездушный эксперимент. Искусственность, пускай сколько угодно «модерная», «современная», убивает искусство.

Смысл искусства в том и состоит, что оно борется во имя чего-то и против чего-то, что оно является частью борьбы за новые социальные идеалы, оружием в борьбе против сил зла и бездуховности, за подлинный прогресс и такое общественное устройство, при котором человеку не угрожают никакие формы насилия, столь унизительные для него.

Без сомнения, ответом на вопрос о смысле, нужности и форме поэзии были и тысячи слушателей стругских вечеров, простые люди, которые своим участием торжественно показали, что им нужна красота и радость, получаемая от художественного произведения.

Присутствие огромного количества людей убедило нас, что поэзия важна для жизни, а жизнь важна для поэзии. Не играет роли, что такую поэзию создают люди, отличающиеся друг от друга внешним видом. Важно не то, кто как выглядит, молод он или стар. Важно то, что́ есть у поэтов общего, чему стремится служить их творчество.

Большинство поэтов мира это понимает, и лишь немногие пишут стихи, чтобы выразить свое чувство неудовлетворенности и отчуждения, проблемы своего изломанного душевного мира и шаткость своих гражданских позиций. Большинство поэтов — разных и хороших — хочет общими усилиями сделать мир лучше, где не будет места ужасам войны и человеческим слезам, боли, отчаянию, горю, порожденными поджигателями войны.

Капиталистическая цивилизация бесплодна, если речь идет о создании истинной красоты и истинных ценностей, потому что она бездуховна, превратилась в уродство. Она изобретает машины массового уничтожения. Она придумала вредоносный дождь, на долгие годы уничтожающий плодородность земли, она финансирует исследования, как с помощью зараженных насекомых распространять пагубные эпидемии; она изобретает машины, чтобы писать стихи вместо человека. Но покуда человек будет жить на этой земле, ни одной преступной силе не убить его гуманности, а также поэзии.

В стороне от борьбы останутся лишь маловеры, отшельники да люди запуганные, не способные объединиться с человеком труда и создавать вместе с ним будущий мир. В стороне от борьбы останутся люди эгоистичные, с высохшей душой и окаменевшим сердцем, отказывающиеся идти с теми, кто, говоря словами Ромена Роллана, выступил в поход.

В Струге не читали стихи «отшельников». Ни надрывные, слезливые вирши, ни самодовольная высокомерная поэзия, презирающая простого человека. Здесь демонстрировалась вера в добрые силы поэзии и в ее способность преобразовать человека и мир. Это было самым приятным и это звучало во весь голос. Вера в силу поэзии нашла свое выражение и в том, что премия, ежегодно присуждаемая за лучшую поэзию, Золотой венок стругских вечеров, была присуждена великому чилийскому поэту Пабло Неруде за его боевое поэтическое творчество, кое-что из которого, как, например, поэма «Пусть проснется лесоруб», у нас хорошо известно.

Сам этот факт и весь ход поэтического фестиваля в Струге, думаю, убедительно опровергают некоторые высказывания о беспомощности поэзии. Волькер когда-то отмечал, что с помощью поэзии экономическую революцию не свершишь. Но о том, что он полностью оценил значение поэзии, свидетельствует его творчество.

Старая ветошь кое-где еще распродается, и кое-где, даже во многих стихах молодых поэтов, читатель встречается с остатками мелкобуржуазного нонконформизма. Это нужно выметать метлой, равно как и поэтическое пустословие, в котором сегодня тонет даже малейший проблеск мысли, которое чуждо материалистической колоритности Неймана, Волькера и Незвала и которая напоминает бесцветные и допотопные времена Арношта Прохазки и его «Модерни ревю» {264} 264 Прохазка Арношт (1869—1925) — чешский прозаик, пропагандист декаданса, в 1894 г. основал малозначимый журнал «Модерни ревю» («Современное обозрение), который выходил до 1925 г. .

Один из вопросов, поставленных в Струге, касался также возврата поэзии. К чему и куда? К каким ценностям?

Если бы я выступил на симпозиуме, я бы сказал так:

Поэт может вернуться только к тем, кто был до него и кто придет после него. Только к людям будущего. Его честолюбие должно сводиться к тому, чтоб его понимали и будущие поколения. Как понимаем мы сегодня Пушкина, Маху, Яна Неруду. Как будут их понимать и наши потомки.

В природе все развивается от низшей ступени к высшей. Этот закон касается как человеческого общества, так и самого сознания человека. В прошлом столетии простые люди верили еще в чертей, приведения, волшебников и сверхъестественные силы. Известный английский писатель Д. Б. Шоу пишет в предисловии к роману «Незрелость» о своем дяде, на которого красочные библейские картины произвели такое сильное впечатление, что он начал снимать ботинки, предчувствуя, что с минуты на минуту будет взят на небо, а ботинки могут помешать его чудесному вознесению. У нас черти, привидения и чудовища перекочевали в сказки и пьесы для детей.