Сергей Васильев - На разломе двух времён. 80-е

Оттуда, с волн «Голоса Америки», я впервые услышал Высоцкого – в день, когда он умер.

Мне было всего 15, и кто такой Высоцкий я вообще не знал. Всю ночь без остановки «Голос Америки» крутил его песни. Только тогда я вдруг и понял, что все «блатные» песни, что мы пели во дворе под гитару, были ЕГО.

15 лет – тот возраст, когда ты начинаешь не только впитывать мир, но впервые пытаешься его понять. Мы с другом влюбились в Высоцкого и стали жадно глотать все, что можно было о нем узнать. Мы вслушивались в тексты его песен, в двойной смысл его строк, и приходило новое понимание того, что нас окружало.

Советская жизнь наконец-то становилась понятнее и яснее, мы чувствовали ее более полно. С ее правдами, бедами, нервами и страстями.

Зимой 1982-го на каникулах техникумовской группой мы впервые поехали в Москву.

Оказавшись в столице и выбирая куда пойти, из огромного списка музеев, театров, магазинов мы выбрали Высоцкого и поехали на его могилу.

25 января, в день его рождения, там собралась огромная толпа. Народ стоял молча, люди передавали вперед цветы – положить у могилы. Но вдруг кто-то включил магнитофон, и в морозном январском небе над Ваганьковским кладбищем стал подниматься его хриплый рубленный голос.

Все наше детство прошло при Брежневе.

Когда я родился он уже стал Генеральным Секретарем. Я ходил в детский сад, учился в школе, поступил в техникум, а на самом верху оставался все время один и тот же человек, Леонид Ильич. Он выглядел важным, спокойным и мудрым, как и положено главному человеку страны. Вся система управления казалась правильной и честной. Каждые пять лет проходили выборы в высший орган страны – Верховный Совет СССР. Они были свободными, всенародными, прямыми, тайными, но… безальтернативными.

Сегодня, когда на выборах депутатов пестрят фотографии трех – пяти, а то и десяти кандидатов на каждое место, трудно представить, что такое возможно, но тогда в бюллетенях для голосования всегда стояла только одна фамилия. У избирателя было право выбора, но не между различными кандидатами: можно было проголосовать либо ЗА, либо ПРОТИВ этого одного кандидата.

Подавляющее большинство голосовало ЗА.

Всякие выборы – это было событие! На улице играла музыка, повсюду надували воздушные шарики, продавали конфеты и всякие сладости. Папа и мама красиво одевались, брали нас, детей, и шли голосовать, как на праздник. Никто их не заставлял идти на выборы, не принуждал. Все шли свободно и добровольно.

Проголосовав, родители между собой обсуждали кандидата. Что они слышали о нем, чем он известен. В Горловке обычно выдвигали какого-нибудь знатного шахтера или токаря с местного машиностроительного завода. Люди эти были всем известны, и никогда такие кандидаты не вызывали сомнения, они были достойны выбора.

Сам список «кандидатов» формировался где-то наверху в горкомах и обкомах партии. Каким образом именно этот конкретный токарь или шахтер попадали в бюллетень для голосования, оставалось непонятным, процедура выдвижения кандидатов была неясна. Но когда подводили итоги и объявляли, что 99,5 % избирателей проголосовали «за», то сомнения пропадали.

Люди сделали свой выбор, все честно.

Почти 100 %-ный результат голосования за предложенных кандидатов как бы подтверждал право партии и формировать список, и вообще, быть главной рулевой силой в стране. Если люди настолько единогласно поддерживали этот «партийный» список кандидатов, то какие могут быть сомнения в руководящей роли самой партии.

Потом избранные депутаты собирались в Москве, где в прямом эфире, под телекамерами единогласно выбирали Президиум Верховного Совета. Это действо было настолько открыто, торжественно и добровольно, что воспринималось всеми, как абсолютно свободное волеизъявление. Все – честно.

Наверху собрались самые достойные.

Приехав той зимой в Москву, мы случайно купили билеты на хоккей, играли «ЦСКА» и «Динамо». И вдруг зрители стали шептаться и показывать пальцем куда-то вдаль, в сторону правительственной ложи. Наши места были по диагонали напротив, и через громадную ледовую арену я всматривался в едва различимую тучную фигуру в темном пальто.

Фигура была далеко, но, мне кажется, я даже разглядел густые брови.

Это был он – самый главный и важный человек в СССР.

Никаких солдат в коридорах ледового дворца я не заметил. Никакой излишней суеты вокруг не было. Впервые оказавшись в Москве, мы случайно купили билеты на какой-то обычный проходной матч, но волей случая на него пришел и ОН. Я долго потом рассказывал всем, что видел Брежнева.

Он сидел на противоположной трибуне и смотрел свой любимый хоккей. Возможно, в последний раз в своей жизни.

А через полгода, в ноябре, центральное телевидение объявило: умер Леонид Ильич Брежнев.

В тот момент замерла страна.

В горле застрял комок, и от волнения затряслись руки. Нет, я не плакал, но мгновенно пришло ощущение, что в жизни начинается что-то абсолютно новое. И мы прильнули к телевизору, пристально наблюдая за каждым шагом той долгой траурной процессии, провожавшей его тело к кремлевской стене.

«Вчера до глубокой ночи и сегодня утром продолжается прощание трудящихся Москвы, представителей других городов и союзных республик нашей страны, а также зарубежных делегаций с Леонидом Ильичом Брежневым…

10 часов 15 минут.

В последний почетный караул у гроба покойного встают товарищи Андропов, Горбачёв, Гришин, Громыко, Кунаев, Романов, Тихонов, Устинов, Черненко, Щербицкий, Алиев…

Под звуки траурных мелодий гроб с телом Леонида Ильича Брежнева выносят из Колонного зала и устанавливают на артиллерийский лафет. Кортеж медленно направляется на Красную площадь. За гробом в скорбном молчании идут руководители коммунистической партии… Впереди процессии венки от ЦК КПСС, Президиума Верховного Совета, от трудовых коллективов. На алых подушечках советские награды и награды многих зарубежных государств… Красная площадь заполнена народом. В четком строю войска московского гарнизона. Траурная процессия останавливается у мавзолея. Гроб с лафета переносят на постамент. На центральную трибуну мавзолея поднимаются руководители коммунистической партии и советского государства.