Сергей Васильев - На разломе двух времён. 80-е

Нельзя быстро и с наскоку менять огромную страну, ее тяжелый государственный механизм.

Яркие лозунги – красивы для митингов и выступлений, но жизнь страны, ее экономическое устройство не меняются на митингах. Это – сложный и длительный процесс. Наоборот, увлекшись митингами, мы легко можем разрушить старые налаженные связи и быстро скатимся в кризис, анархию и войну. Благие порывы могут завести страну в пропасть.

И факты тех дней уже ярко подтверждали эти опасения. Всякие новые «демократические» перемены на окраинах страны приводили совсем не к расцвету республик, а к стычкам и крови. А налаживание «демократических» принципов и методов «хозрасчета» на предприятиях почему-то не вело к росту производства, наоборот, заводы останавливались, полки магазинов пустели.

Тем не менее это не останавливало наших «младореформаторов» в их стремлении к скорым реформам, а в возникающих проблемах они винили старый партийно-хозяйственный аппарат.

– Это они, «красные директора», сопротивляются переменам, это их саботаж приводит к проблемам в стране. Не беспорядочный вал демократических реформ разваливает страну, а тихий саботаж старой системы тормозит реформы, – убеждали демократы.

В общем, проблемы в стране росли, но ряды сторонников демократии лишь увеличивались. Я был одинок в своих взглядах, по крайней мере в своем близком круге. Среди моих друзей и знакомых все были за «демократов».

И вот свершилось! Там, наверху, кто-то наконец понял, что пора поставить заслон этому валу беспорядочных реформ. Пора «ударить кулаком по столу», приструнить «демократизаторов» и остановить развал страны.

Нужно срочно все бросать и ехать в Москву, – первое, что пришло в голову.

Сейчас там, в центре, будет твориться история! Я должен быть там и своими глазами увидеть, как это будет!

В электричке по дороге в Москву я лихорадочно думал о выборе пути. Чем заниматься? Что делать? Этот день должен будет обязательно как-то определить будущее.

Тогда я еще выбирал между политикой и бизнесом. Политика была вроде бы ближе, казалась более легким и доступным делом. Но появилась внутренняя дилемма. «Консервативная» платформа, на которую я тогда уже четко встал, по своей сути предполагала возрастной ценз.

«Консервативную» политику не делают молодые, а мне только 25.

Тот же Солженицын в своей программной книге «Как нам обустроить Россию» рисовал желаемую политическую систему страны как сложную иерархическую лестницу. Он был против прямых, свободных, альтернативных и всеобщих выборов депутатов. На таких выборах побеждают не опытом и заслугами, а глоткой и криком. Там скорее побеждают популисты и пустозвоны, чем реальные люди, заслужившие право на власть.

Он видел шаги к власти для политика как поступательное движение по лестнице вверх. Чтобы подняться выше, нужно пройти через сито времени. Сначала пройти выборы в низовых округах-уездах. Потом представители от уездов уже выбирают из своих выборщиков депутатов на более верхнюю ступень, в области-губернии. И только оттуда, после многих лет реальной работы, наиболее сильных и профессиональных людей, можно будет выдвигать на самый верх. Такая иерархия выборов создаст устойчивую пирамиду власти, связанную на местах с реальными потребностями людей и выдвигающую наверх действительно лучших кандидатов. Этот взгляд на политику и политиков казался мне тогда самым верным и честным, но он же и означал, что путь будет длинный.

Пересев из электрички в метро, я понял, что все едут на Манежную площадь. Центральный телеканалы были заблокированы новым «чрезвычайным Комитетом», но все равно люди как-то узнавали и передавали из уст в уста призыв:

– Все на Манежную!

В 12:00, когда я туда доехал, огромная площадь была уже наполовину заполнена. Метро продолжало работать как часы, и люди все прибывали и прибывали. Перед гостиницей «Москва» была устроена импровизированная сцена с трибуной, на которую один за одним выходили депутаты, журналисты и просто инициативные ораторы. Все выступающие были едины:

– Произошедшее – переворот и коммунистический реванш! Нужно это остановить, дать отпор! – кричали в рупор ораторы.

С каждым новым выступающим тональность призывов была все резче и резче.

У кремлевской стены по приказу ГКЧП были выставлены БТР и танки, они стояли в линию, вдоль всей Манежной площади. Их плотной толпой окружили митингующие, которые осаждали солдат вопросами:

– Зачем вы приехали на БТРах в центр Москвы?

Но солдаты стойко молчали и лишь пожимали плечами. Они сами не знали, зачем они тут:

– Приказали, вот и стоим.

Митингующие еще какое-то время кричали на танкистов, махали перед ними новыми российскими триколорами, но всем уже стало понятно, что солдаты скорее охраняют самих себя, чем на кого-то нападают. У них нет определенного приказа, они просто сидят на своих танках и ждут.

А митинг на трибуне все распалялся, транслировались какие-то свежие новости радиостанций о здоровье Горбачёва в Форосе, Ельцине и Верховном Совете. Уже через час вся Манежная площадь была заполнена людьми, и это огромное море ждало указаний своих «вождей».

Где-то около 13:00 раздался призыв:

– Все на защиту Белого дома, там Ельцин и Верховный Совет России!

И человеческий поток, кто на метро, кто пешком, двинулся на Красную Пресню. Ближе к Белому дому уже чувствовалась совсем другая, более тревожная, боевая атмосфера. Тут начали строить баррикады.

Было в этом что-то поистине историческое, когда рядом с метро «Баррикадная» снова стали возводиться баррикады из всего, что попадалось под руки. По своим убеждениям я был однозначно против этой уличной анархии, демонстрантов и митингующих.

Я был в душе за путч. Но как ему помочь, этому перевороту, когда кругом огромное людское море возбужденных, восторженных людей? И при этом не было ни одной группы или хотя бы одиночного пикета, кто поддерживал бы этот «Чрезвычайный Комитет». Да и сам этот «Комитет» никак не проявлял себя на улицах Москвы. Танки и БТР выглядели сурово, но они просто стояли, а солдаты, их сопровождавшие, лишь озадаченно пожимали плечами.

Вся инициатива была полностью на стороне улицы и «демократических» сил.

Я ходил в тот день среди воздвигающихся баррикад одиноким наблюдателем и просто смотрел на это как на историческое действо, которое разворачивается у меня перед глазами. Смотрел на людей – чистых, светлых и смешных одновременно.

В память врезались два человека – как типичные образчики настоящих «защитников» Белого дома.