Фил Коллинз - Я еще жив. Автобиография [litres]

Было тяжело выдержать всю эту слежку и преследования, тем более зная, что весь смысл истории – ложь. Но для Орианны – 21-летней девушки, внезапно втянутой в незнакомый и неизвестный мир – это было настоящим кошмаром. Ей приходилось оглядываться, куда бы она ни шла.

Как нельзя некстати, сразу же после того, как разразилась вся эта история с факсом, мне нужно было еще и выступить на шоу MTV Unplugged на Wembley TV Studios в Лондоне, чтобы прорекламировать британскую часть своего тура. Контракт не позволял мне отказаться от этого, иначе это было бы последним, что я сделал бы в тот момент. Выходя на сцену в Бирмингеме через несколько дней, я думал о том, что это был самый неподходящий момент для начала гастролей по своей стране. Я прошел путь от «мистера Очень и очень хорошего парня» (хоть иногда и раздражающего своим участием абсолютно везде) до «мистера Ублюдка».

Концерт начался с мусора на полу: смятых банок, кусков железа, скомканной газеты. Мы играли сперва на барабанах в дуэте с Рики I Don’t Care Anymore из альбома Hello, I Must Be Going! Эта песня была о моем первом неудачном браке; я написал ее, когда мы с Энди проходили через бракоразводный процесс. Текст песни звучал довольно язвительно, и я исполнял ее соответствующим образом, прокладывая себе путь через накопившийся на сцене мусор.

Но тогда чувствовалось дополнительное напряжение. Слова в той песне никак не относились к Джилл или нашему с ней браку. Но когда я пинал брошенные на сцену газеты, я пинал все таблоиды в целом.

После первой песни я сел на край сцены и сказал: «Послушайте, все это приводит в замешательство, но вы не должны верить всему, о чем пишут в газетах…» Я не думал, что это могло успокоить кого-нибудь, даже меня самого.В театре мне всегда твердили: «Никогда не извиняйся перед зрителями. Просто продолжай делать свою работу». Но я предпочитаю думать, что услышал тогда небольшой вздох облегчения. «Господи, спасибо, кажется, мы разобрались».

Но потом, представляя песню I Wish It Would Rain Down из альбома… But Seriously, я рассказал небольшой скетч комика Сэма Кинисона (моего друга, который погиб два года назад). Он изображал пару в машине, спорившую по поводу старой подружки мужа, которую они только что видели. Я думал: вот он я, немного в роли актера, рассказываю о своей любви к комедиантам, делаю подводку к песне в свой характерной манере. Я был настолько глуп, что даже не подозревал, что это могло задеть кого-то, так как выглядело в какой-то степени так, как будто я танцевал на крышке гроба своего брака. На самом деле я просто отчаянно хотел заставить публику посмеяться, чтобы явное, витавшее в воздухе напряжение хоть немного спало. К моему стыду, в тот момент я не догадался, что это было не лучшее решение.

Тур по Великобритании в конце 1994 года закончился восьмью концертами на «Уэмбли». Звучит впечатляюще, и во многом так оно и было. Но лондонские слушатели были своеобразными: даже во время лучших концертов всегда хотя бы немного чувствуется «давай, удиви меня» настроение. А тогда на каждом выступлении присутствовали те, кто считал меня преступником.

Весной 1995 года я продолжил тур в Южной Африке. Заключительная часть гастролей называлась The Far Side Of The World и также захватывала Азию и Южную Америку. С профессиональной точки зрения все было превосходно. Я выступал на футбольных стадионах, выступал в новых для себя местах: в Индонезии, на Филиппинах, в Пуэрто-Рико. Там, в отдаленных уголках мира, я также чувствовал некоторое облегчение, так как мог отдохнуть от бесконечного давления британской прессы. По возвращении домой мне показалось, что скандал с факсом не закончится никогда.

Орианна приезжала ко мне всегда, когда ей удавалось выкроить парочку выходных. Она прилетала (создавалось впечатление, что у нее был иммунитет к джетлагу), и мы не спали всю ночь, просто разговаривая и пытаясь наверстать упущенное. Это были минуты, часы счастья посреди водоворота тринадцатимесячного мирового тура и урагана распадающегося брака.

В этой ситуации не было победителей. Мне повезло, и я мог закопаться в работе. Но, к сожалению, работа обязывала меня стоять перед тысячами людей, читавшими весь этот кошмарный бред об ужасах моей личной жизни.

Вечер за вечером, глядя в темноту между прожекторами на сцене, я не видел десятки тысяч людей, наслаждавшихся моментом. Я видел странные толпы усиленно обсуждавших меня: «Раньше он мне нравился. Но сейчас он бросил свою жену и ребенка ради молодой подружки, а она такая распутная, что она использует его, чтобы получить то, что хочет. Но он не получит просто так наши деньги – мы все равно пришли на концерт! Посмотрим, как низко он пал. О, мне нравится эта песня. Но какой же он урод. О, эта тоже хорошая… но она о его первом браке! Еще одна бывшая! Может, присылающий факсы Фил Коллинз уже определится?»

Может, я стал параноиком? Как минимум мое чувство вины сделало меня гораздо более восприимчивым к физической и реальной энергии.

Именно такой урон нанесла мне история с факсом. Она свела меня с ума, и в моих беспорядочных мыслях она уничтожила весь фундамент моей карьеры. Конечно, мне не нравилось быть «мистером Милым парнем», мужиком домохозяйки. Но, как только я лишился этого звания, мне стало его дико не хватать. Теперь я был врагом народа номер один в поп-музыке. Род Стюарт постоянно спит с кем-то, но он так делал всегда. Мик Джагер делал точно так же – конечно, он же Мик Джагер. Фил Коллинз сделал то же самое – какой же он кусок дерьма.

В тот момент я не понимал, где находился. Казалось, что я совсем потерял контроль. Мои жизненные принципы, я как личность, моя гордость (или ее отсутствие) были раздавлены одними только заголовками газет. В итоге на меня навалилось столько всего, что я захотел вычеркнуть себя из сценария.Я хотел выдрать листок со своей ролью и сказать: «Я не хочу играть в этом фильме. С меня довольно».

Эта рана гноилась все сильнее и становилась все глубже.

После… But Seriously и Both Sides люди стали говорить: «Фил, мы больше не хотим ничего такого. Послушай, дружище. Ты – это You Can’t Hurry Love. Ты – это Sussudio. Ты веселый парнишка на сцене, который заставляет нас смеяться и прыгает по сцене два часа. Вот это нам нравится. Пожалуйста, не надо больше темных проявлений души. Для этого у нас есть другие».

Лавиния? Я так и не рассказал ей, о чем был альбом Both Sides. Поэтому я не знаю, что она о нем думает. После того телефонного звонка я больше никогда о ней ничего не слышал. Но мне до сих пор дорог Both Sides. На него не упала тень событий, которые вдохновили меня на его создание. У него был свой короткий солнечный денек.

Несмотря на катастрофу в личной жизни, я не жалею о том, что написал этот альбом. Я получил огромное удовольствие от работы над ним. Когда я сам писал текст его песен и сам записывал их, сам играл на музыкальных инструментах, я чувствовал прекрасную раскрепощенность и свободу в действиях. Именно поэтому я решил освободиться и другим способом. Во время промотирования Both Sides – до начала тура, даже до Орианны – я сказал Тони Смиту, что ухожу из Genesis.