Анатолий Гордиенко - На пути к рассвету

— Уже можно бы им колготиться у самолёта, как говорит Алёшка, — пробурчал он, не видя вдалеке механиков. — Я сейчас задам жару этим суркам…

На завтрак Степаныч пришёл к самому концу и был мрачнее тучи. Налив чаю, быстро глотнул раз, другой и, поперхнувшись, заговорил:

— Неприятное известие, ребята. В моторе серьёзные неисправности, просидим здесь не меньше недели. Я доложу своему комполка Опришко о нашем пиковом положении. Пусть тоже затылок почешет.

— Да заодно спасибо тебе, Степаныч, скажет, что хоть сюда доползли, — вставил Алёша.

— Нам надо в штаб 7-й армии, срочно, — медленно проговорил Маунумяки.

— Наши желания совпадают, — съязвил Степаныч, — но пока придётся обождать. Лежите, отдыхайте, набирайтесь сил. Из расположения части, то есть аэродрома, прошу не отлучаться.

В комнате было неуютно, табачный дух не выветривался и особенно чувствовался, когда войдёшь с улицы. Парни на кровати играли в домино, Марийка хрустела пальцами, бездумно глядя в пол, Анна смотрела в окно. Вдалеке к самолёту шли Степаныч и Жандорак. Ничего не говоря, Аня встала и вышла из комнаты. На поле её догнала Марийка, пошла рядом.

— Что будем делать, командир? Давай дадим радиограмму Могикану, пусть накрутит хвоста этим летунам.

— Подождём с радиограммой. Жаловаться и оправдываться — последнее дело.

Они прошли мимо часового, внимательно оглядевшего их с ног до головы, а за большим транспортным самолетом наткнулись на трёх пожилых военных, разложивших на чёрном капоте «эмки» большую карту.

— Попрошу подойти! — крикнул один из них.

Девушки переглянулись, нерешительно поглядели на командиров.

— Мне повторить приказ? — рассердился всё тот же плотный, лысоватый, ладно опутанный портупеей военный.

Анна и Мария подошли.

— Новенькие посудомойки, что ли? Здесь фронтовой аэродром, секретная войсковая часть. а вы разгуливаете, как в парке. Отправляйтесь в свою столовую.

— Я прошу не кричать на нас, товарищ подполковник, — отчеканила Анна. — Лучше посодействуйте нашей группе подпольщиков поскорее добраться в штаб 7-й армии. Наш самолёт на ремонте.

— Ничем не могу помочь. А ходить здесь даже вам, разведчикам, тоже незачем.

Девушки свернули вправо, пролезли под колючей проволокой забора, пошли лугом к лесу, темневшему на холме. Ушли ото всех, чтобы повторить то, что заучивали все предыдущие дни.

— Давай на лужку посидим, — сказала Анна, — уж как тут сердцу любо. Ромашки, клеверочек, кашка душистая медком пахнет, колокольчик, как живой, колышется под ветерком, прислушайся, он ведь песенку вызванивает. Слышишь?

— Хватит, Анна, чудить, давай по делу. Я первая. Начинаю.

— «…Наличие родственников в Житно-Ручье даёт возможность Лисициной и Мелентьевой при выполнении задания находиться в глубоком подполье в течение продолжительного времени».

Маша сидела, поджав под себя ноги, и, чуть раскачиваясь, скороговоркой повторяла заученные назубок слова о целях ходки. Аня плела венок из одуванчиков, жёлтые головки мелькали в её руках. Пышные, упругие на стебельках, они становились вялыми — оторванные от родного, вскормившего их луга. Зачем нужен венок, Анна и сама не знала.

— Твоя очередь, продолжай, — буркнула Марийка, отирая ладошкой пот со лба.— Ну, о чём ты всё думаешь? Если про этого, Алексея, так выбрось его из головы — один ветер и больше ничего. Давай: «…Для выполнения этих задач товарищи Мелентьева и Лисицина достигают деревни Житно-Ручей…» Послушай, а сколько всё же километров от вас до Рыбреки? По карте километра два, а ты твердишь — рядом.

— Да уж точно рядом. До главной горы, где разработки, километра два будет. Скоро, поди, одно село образуется. Издавна так повелось: Житно-Ручей да Житно-Ручей. Мы вроде как на отшибе живём. Деревня-то большая у нас. Что с ней сейчас? «Для выполнения этих задач товарищи Мелентьева и Лисицина достигают деревни Житно-Ручей, оттуда Лисицина направляется к дому матери…»

Анна проглотила подступивший комок, помолчала, а когда заговорила снова, голос её стал ещё тише, чем обычно. «Направляется к дому своей матери и старается встретиться с последней. После предварительной разведки и встречи с матерью в дом приходит и Мелентьева. Выбор времени прихода в дом матери Лисицина и Мелентьева делают исходя из обстановки, стараясь установить предварительно, кто проживает в доме матери, кроме неё самой, нет ли на постое солдат, кто проживает в соседнем доме…»

Анна остановилась, задумалась, наклонила голову.

«Получив уверенность в том, что в доме Лисициной можно прожить, Мелентьева и Лисицина приступают к выполнению задания».

Аня выпустила венок из рук, замолкла, а Мария качнулась, посыпала скороговоркой:

«За период нахождения в подполье, пользуясь установленными ими связями, связные ЦК КП(б) должны провести следующие мероприятия…»

Лицо Марийки порозовело: чуть сдвинув брови, расширив большие голубоватые, как-то странно посаженные глаза, она тихо повторяла заученное, взмахивая то и дело веточкой душистой кашки:

«Первое. Связаться через мать Лисициной с комсомольцами, проживающими в деревнях: Шелтозеро, Житно-Ручей, Другая Река, Роп-Ручей (Мякишевой Евгенией Михайловной — девятнадцати лет, Кургановой Марией Петровной — семнадцати лет). Через них достать необходимые документы: паспорт, продовольственную карточку, образец пропуска.

Второе. Получить через Мякишеву и Курганову необходимые разведсведения о расположении воинских гарнизонов, оборонительных сооружений, положении населения».

Слушая чёткие казённые слова, Анна всегда удивлялась им, ведь всё, что говорилось в плане, было написано с её слов, обыкновенных, житейских.

«Пункт третий, — отчеканила Мария. — Договориться с матерью Лисициной о том, что она предоставляет квартиру под явку подпольных парткомсомольских работников, для прихода которых устанавливается пароль: „Хозяева, дайте прохожему напиться“. Отзыв: „Подожди минуточку, прохожий, сейчас принесу“».

— Так, теперь ты продолжай, Анна, у меня уже по рту пересохло.

Аня молчала. Может, ей вспомнился тот весенний прохладный вечер, когда они вдвоём с Андроповым перебирали около десятка вариантов пароля? Это ей пришла мысль — пусть тот, кто явится, попросит у мамы воды. Простой воды. Из их колодца. Так просили всегда в селе кочующие артельщики, заезжие рыбаки, охотники. Большим грехом считалось отказать путнику. Малышню, а те частенько пугались чужих людей и прятались — то в овинном закуте, то в сенцах, то в кустах смородины на огороде — редко когда бранили за провинности, а тут, если не вынесешь кружку воды — попадало. Особенно укоряла бабушка, самых плохих слов не боялась крикнуть внучке, если такое случалось.