Анатолий Гордиенко - На пути к рассвету

— Знакомьтесь. Это Мария Мелентьева, о ней мы тебе говорили, Ваня, а это Фомин Иван Михайлович. Тоже побывал в тылу, партиец, имеет опыт работы с людьми — перед войной начальствовал в Лосиногорском механизированном лесопункте. Но главное, он хорошо знает Сегозерский район и, в частности, деревню Термоны, где были намечены места явок секретарей подпольного райкома. В общем, тёртый калач. Иван Михайлович — карел, говорит более-менее по-фински. Вам ещё будет придана небольшая группа войсковых разведчиков, человека 3—4, плюс радист, так что компания подбирается неплохая. Давайте, товарищи, рассмотрим всё по порядку.

Власов разложил на столе карту, провёл пальцем по начерченной линии — это был путь, которым пошла в Паданы группа Игнатьевой, указал место, где подорвался на мине связной Макаров, видимо, сам Макаров после госпиталя поставил крестик на карте и дату чёрным карандашом, след которого уже почти стёрся. Овалом была очерчена поляна, где расположился лагерь подпольщиков.

Власов достал папку с радиограммами, подписанными фамилией «Богданова», читал каждую медленно, вдумчиво, рассуждал, пытался нарисовать картину жизни в лагере, тщательно разобрал последнее донесение.

— Я думаю, всё же рация испортилась, — заключил Власов. — Люди там верные, кремень.

— Будем исходить из худшего, — хмуро сказал Андропов, — группа провалилась. Допускаем три варианта. Первый — все погибли в перестрелке, напоровшись, скажем, на засаду где-то у Падан, второй — кто-то погиб, кто-то попал в плен, хотя финны подпольщиков и партизан считают вне закона и в плен не берут, и третий — часть группы погибла, часть смогла ускользнуть от погони и затем где-то осела в неизвестной нам деревне, затаилась. Что я хочу этим всем сказать? Вы придёте в растревоженный муравейник, более того, финская разведка уже расставила капканы. Обстановка архисложная, поэтому мы выбрали вас, именно вас, товарищ Фомин и товарищ Мелентьева. Осторожность, слаженность, дисциплина — только на этих трёх рысаках можно вам ездить. Семь раз проверьте, один раз отрежьте.

— Ну, ты уж зря их так запугиваешь, Юрий Владимирович. Глядеть, конечно, надо в оба, но помнить неплохо и другое — мы воюем на нашей родной земле, почему им не опираться на помощь местного населения, на верных нам людей? Давай, Иван Михайлович, доложи.

Фомин глухо покашлял в кулак и стал медленно рассказывать о том, что в Сельгах живёт его двоюродная сестра Ульяна, там же обретается и дядя жены Пётр Алексеевич Гурьев.

— Это на самый крайний случай, — перебил его Власов. — Они ещё нам пригодятся.

— Тогда я предлагаю вот что, — продолжил Фомин после небольшого раздумья. — Мы добираемся к Селецкому озеру, там есть река Ломчезерка. На ней всегда рыбачит верный человек Лукин Константин Иосифович, он связывает нас с Аксентьевой, у которой могут быть подпольщики Богдановой, станем её теперь так всегда обозначать. Им, я понял, эта явка дана. Ежели Лукина я не нахожу, тогда наша группа следует прямо к деревне Пряккила, и там я ищу встречи с Аксентьевой, я её лично знаю.

— Ну, а если Аксентьевой нет? — спросил Андропов.

— Тогда скрытно идём в Термоны, это рядом с Паданами, там явки. Первая — у жены Стаппуева, вторая — у Пелагеи Кононовой. Уж они-то должны знать, где наши, что с ними.

— Явки раскрыты. Ваши действия?

— Уходим назад к Сельгам, нахожу своих: Гурьева, Ульяну.

— У тебя что, совсем никакой, даже завалящей подружки нет в Сегозерье? — обратился Власов к притихшей Марийке.

Маша покраснела, заморгала ресницами.

— Легенду мы такую придумали, Иван Владимирович, — перевёл разговор Андропов. — Мария живёт в Святозере, узнаёт, что в Паданах есть лагерь военнопленных и будто там, как сказали ей добрые люди, находится её сводный брат Павел Петунов, он действительно служит в РККА.

— Боюсь, что легенда не понадобится, Юра, они пойдут без документов, пойдут боевой группой, вооружённые до зубов, какая уж тут легенда к чёрту.

Каждый вечер они собирались у Власова, уточняли, иногда что-то меняли к большому неудовольствию последнего, ибо уже дважды перепечатывался «Оперативный план». Пришлось перепечатывать и в третий раз, когда в кабинете Власова появился «хозяин» для многих таинственного «хутора» близ Кочкомы майор Родионов.

Марийка однажды слыхала эту фамилию, но видеть Родионова ей не доводилось. Высокий, продолговатое умное лицо, глаза смотрят пристально, но чаще улыбаются, насмешничают, шерстяная чистая комсоставская гимнастёрка, на петлицах две шпалы; на боку не трофейный, чем часто щеголяли разведчики, а отечественный ТТ в потёртой кобуре.

Родионов привёз новый вариант перехода линии фронта. Воркоча тихим приятным баритоном, он как-то буднично водил толстым карандашом по своей помятой карте, испещрённой непонятными знаками.

— Из Кочкомы группа поездом следует до станции Урос-озеро. Оттуда пешим порядком к линии фронта до Попов-порога, вот он здесь, на реке Вожма. От реки группа направляется через высоту 132 к баракам. Они стоят с северной стороны высоты. Оттуда следуют к местечку Летняя. От Летней на северо-запад к Понозеру. От Понозера группа берёт курс на восток и идёт по тропе, тропа заметная, сам шёл по ней, к местечку Тухковаара и отсюда выходит на реку Сонга. Вот здесь, в самом мелком месте, надо перейти реку, тут неглубоко, затем путь лежит к северному концу озера Чижозеро. Отсюда идёте по западному берегу Селецкого озера до устья реки Ломчезерка.

— Не слишком ли окружной путь, Александр Иванович, ты нам предлагаешь? — спросил Власов у Родионова.

— Тише и осторожнее едешь — целее будешь. Святая заповедь разведчика. Путь дальний, но верный. Здесь у них слабая охрана, нет гарнизонов, нет минных ловушек, в общем, полный верняк. Однако надо поторапливаться, пока снег не упал, а с дождичком сейчас в самый раз.

— Группу сопровождения, радиста мы получаем не от тебя? — поинтересовался Андропов.

— У него все люди задействованы, — ответил Власов вместо Родионова. — По просьбе Куприянова этим занимается сам начальник разведотдела штаба фронта Поветкин.

— У большого начальства до малых дел руки не доходят, — пробурчал Андропов. — Не затерялось бы наше. Прав майор, надо спешить, и так время, считай, упущено. Ветрюган вон какой, хороший хозяин собаку не выпустит из дому.

— Спиртиком согреемся, дадут, полагаем, — вставил бодро Фомин. — А погодка такая мне по душе. И хорошо, что собак не выпустят, без овчарок нам куда как спокойнее будет.

— Фомин прав, такая погода загонит любого ретивого служаку на печку, — усмехнулся Власов.

— Мы к такой погоде сызмальства привыкли, — откликнулась Марийка. — Этим нас не испугаешь.