Алексей Шерстобитов - И киллеру за державу обидно

Невысокого роста, с кажущейся простой, почти непривлекательной внешностью, с глазами, подёрнутыми хитрецой, взгляд которых всегда смотрел с полуулыбкой, затрудняющей понимание его намерений. Он мог задавать совершенно неожиданные вопросы, путая собеседника, делая вид при разговоре, что информацию воспринимает в пол-уха, в то же время цепко запоминая абсолютно все — мелочей для него не было!

Он оставил сразу Надежде свои (редкость по тем временам) номера мобильного телефона и пейджера. После ее звонков отзванивался практически сразу, принимая любую, даже самую мелкую, кажущуюся не нужной, информацию: кто-то приехал, что-то сказал, о чем-то вспомнил, чем создавал впечатление, будто кроме дела «Хлебникова» у него другого не было.

О нем и о том времени «Черный дневник» содержит следующие строки:

«Просто время было такое! Выживший из ума и пропивший Российскую Империю Ельцин был безмозглой марионеткой в руках преступников высокого полета. Он — самый первый виновник в том, что уничтожено на 3/4 целое поколение молодых, сильных, так желающих жить, ребят! Он пустил бандитизм на самотек — ему так было спокойнее… пить. И эти ребята встали по разные стороны баррикад, убивая друг друга, часто не понимая зачем! Ну уж в любом случае не получая то, ради чего одни убивали, а другие «ловили пули».

Военные профессионалы первый раз в истории России оказались не нужными. А профессионалы типа Ивана Ивановича Смольникова, все понимающие, много чего умеющие, ничего не могли сделать в этой ситуации, и вынуждены были извиняться за то, что самый главный преступник в стране недосягаем. Мы говорили с Иваном и об этом! Ох, как говорили!.. И он утверждал, что мечтает в профессиональном плане о двух вещах: чтобы дожить до того, как «примут» виновных в гибели Тимура; и как (пусть и после смерти) история осудит Ельцина, объективно дав оценку его преступной деятельности, чтобы в том числе и все убитые на улицах Москвы и других городов, как в период Гражданской войны, будут инкриминированы именно Ельцину…»…

Мы не сможем так же подробно, как 17 января, описать следующие дни. Хотя дни ли это были! Здесь больше подходит понятие суток, не дней и ночей, а суток, что сразу дает понятие количества часов, тянущихся, жгущих изнутри, выматывающих своей бесконечностью, проведенных в самопытках сознания, не желающего ни принимать, ни соглашаться с произошедшим.

Такая концентрация усилий вдовы после убийства мужа, заставляющая держать себя в необходимых рамках, позволяющих не только поступать рационально, но и требовать необходимого от растерявшихся других людей, которым Тимур не был так близок и бесценен, как ей, ни что иное, как защитная реакция мозга, оттягивающая максимальное воздействие последствий трагедии на несколько дней.

Пик пришелся на похороны! Но до этого события вокруг этой необычной пары, один из которых был уже мертв, но еще не похоронен, а второй скорее мертв, чем жив, мир существовал своей обычной суетой, допускавшей стечения обстоятельств, которые своей накапливающейся массой со временем переполнив емкость страданий, привели Надежду к крайнему шагу. Позволит Господь выбраться ей из ловушки безысходности или нет, мы узнаем через несколько дней по нашей хронологии…

Если мы постараемся вспомнить себя в разные тяжелые минуты нашей жизни, то, наверняка, с позиции здесь написанного, высветятся в памяти каждого читателя неожиданными воспоминаниями появляющиеся очень вовремя люди или обстоятельства, нами не предвиденные и не предполагаемые. По себе знаю — неожиданная помощь в тупиковые моменты может прийти, буквально из-за угла, откуда ждешь нападения или вообще не замечаешь его.

Ценность таких эпизодов, выраженная как материально, так и морально, что тоже дорогого стоит, поскольку поддерживает мотивацию жить, в моменты, когда делать этого не на что и незачем, переоценить невозможно…

Вечером 17 января, когда Хлебникова находилась в почти обморочном состоянии, не способная от перенапряжения воспринимать слабо давящие на нее эмоциональные моменты, когда разошлись все, кто посчитал нужным приехать и поддержать, остались только несколько, готовые жертвовать чем угодно, среди которых, в конце концов, самыми терпеливыми оказались дети, родители Тимура, сиделка и еще несколько молодых, но серьезных мужчин, собравшихся в одном из зданий на Шаболовской улице (не дом номер шесть, где тогда размещался печально известный РУОП).

Это были спортсмены, знавшие её мужа. Таково воспитание тогдашних приверженцев спорта, не чета большинству сегодняшних, зачастую разобщенному, считавших своим долгом брать на себя заботу о тех, кто нуждается в их покровительстве. Конечно, подобное не может касаться всех — только тех, кто был близок по татами и ушел из жизни.

Дмитрий, Дмитрий, Михаил, Сергей и еще несколько крепких и сильных согласились с предложением брата Семена Дмитриева патронировать оставшихся в сложных обстоятельствах Хлебниковых — Тимур тренировался вместе с ними, вместе с ними и оставался после своей смерти.

Семена, которому брат незадолго до трагедии посоветовал покинуть «МАРВОЛ», был определен как их представитель, прикрепленный для надзора и облегчения появляющихся сложностей у вдовы. Любая проявляющаяся проблема у Нади была определена причиной, по которой было решено «свистать всех наверх». Ни одно торжество, ни один праздник не обходились без присутствия вдовы с детьми. Семью это заменить не помогло, но придало понимание своей неодинокости, даже нужности и здесь надо понимать, чего это стоит тем, кто изо всех сил пытается помочь…

19 января, около 16.00 часов на телефонный номер, зарегистрированный за квартирой Чеснокова Юрия Борисовича — величайшего из спортсменов прошедшей эпохи, раздался звонок. Трубку подняла супруга Галина, звонил старый знакомый хозяина — генерал Жанн Федорович Зинченко. Два дня он молчал, хотя должен был бы позвонить именно Наде в первый день, сразу, как узнал о гибели ее мужа, поддержать, как близкий человек к семье Чесноковых, да и не посторонний для семьи Хлебниковых, работающий к тому же в одной связке с Тимуром Илларионовичем. Странной была задержка, но еще более странной и сам разговор. Начало его не столько для нас интересно, сколько продолжение (этот номер прослушивался, существует запись на аудионосителе):