Валерий Хайрюзов - Звезда и крест генерала Рохлина

В Грозном создалась парадоксальная ситуация: боевики захватили основные объекты города, но ни один блокпост федеральных войск не пал. Сам город был блокирован федеральными войсками. В результате сложившейся ситуации вошедшая в город группировка боевиков реально могла быть уничтожена. Этим незамедлительно решил воспользоваться исполняющий обязанности командующего объединенной группировкой войск в Чечне генерал Константин Пуликовский. Он заплатил дорогую цену за чеченскую авантюру политиков, потеряв сына, погибшего в бою под Ярышмарды при нападении боевиков на колонну войск. Самого генерала обвинили в гибели сто тридцать первой мотострелковой бригады. И сейчас он готов был покончить с бандитами.

Пуликовский обратился к жителям города с предложением покинуть город в течение сорока восьми часов. Полевые командиры, зная характер генерала, не сомневались в его решительности. И без согласования с Масхадовым начали выводить из Грозного свои отряды.

Однако секретарь Совета безопасности Александр Лебедь, отвечавший за урегулирование чеченского вопроса, сделал вид, что не слышал о заявлении Пуликовского и настоял на мирном решении вопроса.

При встрече с командиром группировки Борис Березовский заявил Пуликовскому, что армия всего лишь инструмент в руках политиков. Она не может действовать сама по себе. Если у генерала есть рецепт бескровного разрешения чеченской проблемы, он готов его выслушать. Если нет, то пусть убирается отсюда ко всем чертям. Ему, Борису Березовскому, всей стране, надоели обещания генералов вскрыть этот нарыв силой. Только политическими методами можно добиться успеха. Когда генерал пообещал выставить его из Чечни, Березовский заявил, что может купить и перепродать всю группировку войск. Поэтому генералу следует оставить свое мнение при себе.

Произошло то, на что собственно и делал ставку Масхадов, на что он и рассчитывал, начиная боевую операцию в Грозном: российские политики помогли боевикам победить российскую армию.

Лебедь с командованием группировки так и не встретился, видимо считая, что Березовский и без него все разъяснил военным. Секретарь Совета безопасности встречался в Чечне только с полевыми командирами и слушал только их.

Двадцать второго августа 1996 года в Хасавюрте в результате встречи Лебедя и Масхадова было заключено соглашение «О неотложных мерах по прекращению огня и боевых действий в Грозном и на территории Чеченской Республики и о выводе российских войск из Чечни».

Иностранные наблюдатели в своих средствах массовой информации комментировали это как безоговорочную капитуляцию России. Радости чеченцев не было предела. Впервые за всю историю они поставили на колени некогда грозного и непобедимого противника. Российское общество молча проглотило это поражение. Хотя к тому времени общества, как такового уже не было. Его теперь заменили импортным, латинским словом «электорат».

Генерала Константина Пуликовского, провоевавшего в Чечне два года, уволили из армии. «Выбросили, — скажет Рохлин, — как выжатый лимон». А гибель его сына, обернули против него же: генерал, якобы, действовал исходя из чувства мести.

Журналисты в Москве осаждали председателя Комитета Государственной Думы по обороне генерала Рохлина:

— Как вы оцениваете подписанное в Чечне соглашение?

— Логичный, по сути, шаг сделан топорно и унизительно для России, — ответил Рохлин. — Лебедь не использовал ни одной сильной позиции, которые давало наличие войск в Чечне. Не решил вопрос хотя бы о частичной сдачи оружия. Уверен, что можно было договориться: мы выводим батальон, они отдают столько-то такого-то оружия. Не оговорен статус аэропортов Ханкала и Северный, которые обязательно станут «черной дырой», пропуская через себя оружие и наркотики. Даже такой вопрос, как судьба пленных, который надо было решать несмотря ни на что, Лебедь не решил. Поэтому Хасавюртовское соглашение в моральном смысле — позор для России. А в военном — обычное бегство без очевидных военных причин.

Боевики в Грозном начали уничтожать чеченцев, которые, сотрудничали с федеральными войсками, и русские семьи. Среди чеченских детей появилась игра: «Убей русского». Бородатые боевики учили чеченских мальчишек зверским образом расправляться с русскими военнопленными.

Войска покидали Грозный.

Боевики снимали российский флаг со здания МВД, когда мимо проезжала машина федеральных войск. Александр Иглин попросил притормозить машину. Тяжело дыша, он подошел к боевикам.

— Флаг! — выдохнул он, протягивая руку. Боевики молчали.

— Флаг! — еще раз повторил капитан.

— Отдай ему, — небрежно приказал старший в группе боевику.

Получив флаг, Иглин прошел несколько шагов и обернулся:

— Мы еще вернемся.

Старший из боевиков ухмыльнулся.

В аэропорту, прощаясь, Александр Иглин и Сергей Михайлович Самоделкин крепко обнялись.

— Жду тебя у себя в гостях в Волгограде, — сказал генерал. — Отдохнем на Волге.

Через несколько дней Самоделкин скончался от сердечного приступа, поехав на лечение в Кисловодский санаторий. Его сердце не выдержало пережитого. Война убивала не только на поле боя.

В Волгограде на проводы Сергея Михайловича пришли не только сослуживцы и курсанты института. Его знали и любили в городе как доброго, порядочного, веселого человека, чутко отзывающегося на чужую боль.

А капитан Иглин и его бойцы из окна самолета, снижающегося над Москвой, наблюдали раскинувшийся под крылом огромный, сияющий огнями город, который жил своей мирной, суетливой жизнью, не ведая и доли того, что происходило в далекой Чечне. В аэропорту бойцов не ждали. Сев на первый же автобус, они поехали в город.

Этой же ночью, дома Иглин почувствовал острую боль в левой стороне груди. Утром он на трамвае отправился в госпиталь. Пройдя по длинному коридору госпиталя, он увидел врача.

— Как можно попасть к хирургу? — спросил его капитан.

— Вы кто? — поинтересовался врач. — Ваше удостоверение.

Иглин показал офицерское удостоверение и справку № 100.

— Вы из Грозного? — посерьезнел врач. — А можно посмотреть рану?

Капитан молча расстегнул рубашку. Врач осмотрел рану, озадаченно посмотрел на Александра, достал очки, и еще раз осмотрев рану, спросил:

— А она там?

— Там, — ответил Иглин.

— Немедленно в операционную!

От его возгласа выбежал медперсонал. Иглина отвели в операционную вытаскивать пулю из груди.

Занявшись вплотную проблемами армии, ее реформированием, Лев Яковлевич понял, что эта ответственность даже больше, чем была тогда, в Чечне. Там все, как ни странно, было проще: понятен враг, ясны цели, в руках — верное оружие, плюс — опыт и профессионализм кадрового офицера. Здесь же все было по-другому. Здесь тоже была борьба. Офицеры, стиснув зубы, терпели. Особенно страдали, когда после службы приходили домой и видели немой вопрос в глазах жен и детей. Статистики утверждали, что наибольшие потери офицерский корпус понес не от боевых действий в Чечне, а от бытовых неурядиц.