Алексей Шерстобитов - Эксперты

BMW неспешно удалялся, оставляя за собой след протектора на асфальте, покрытом тающей изморозью, наверное, последними усилиями зимы в попытке хоть немного удержать свои позиции перед неумолимо наступающей весной. Эта картина еще раз напомнила: чем больше времени проходит в этом месте, тем меньше шансов остается быть не обнаруженным поисками тех, кому не лень или кому очень нужно…

Сзади послышалась возня. Обернувшись на не предвещавший ничего хорошо шум, Зигфрид, услышал неприятный тембр Валеры Симуринина:

— Что, санитар, не дает тебе покоя Сосненко?!.. — Такое начало мало чего предвещало хорошего, потому вопрос был оставлен без внимания, хотя и хотелось разнести в щепки это неприятное на взгляд личико, вооруженное совершенно бесцветными рыбьими глазами.

«Как она могла иметь с этим человеком что-то общее. Невооруженным взглядом видно — гнида!». Второй вопрос, будто первого и не было, заданный с целью зацепить еще больнее, прозвучал нарочито слащаво, словно от человека, давшего возможность попробовать от своего куска пирога, и намек касался явно Марины:

— Ну что… хороша сладенькая докторша?..

— С чего бы ей быть сладкой для какого-то санитара. К тому же у нас это строжайше запрещено. Не порите чушь, сами все хорошо знаете. Дааа иии…

— Вот и я об этом же! А чуши здесь и в помине нет. Глазки дамочки так и горят. Надо быть идиотом, чтобы не заметить взгляд, которым она тебя одаривает…

— Мне без разницы…

— Ну конечно…

Зигфрид, не поднимая своих карих проникновенных глаз, открыл выдвижной ящик, достал давно приготовленный для подобного случая, журнал, совсем не соответствующий его половой ориентации, и кинул в руки Валерию. Поймав и посмотрев, тот пожал плечами:

— Ну и че?..

— Хрен в очко… — это журнал для геев, и по всему видно, что ты в этом ничего не понимаешь… Иди уже…, а…

— Чтоооо?..

— Свидание у меня сегодня с бой-френдом, и ты не в моем вкусе… Не приставай ко мне со своей докторшей, я не только, как женщину ее не переношу, но и как человека. Очень злой человек… Очееень… — полковник осекся, думая, как на это реагировать, в конце концов, выпалив:

— Раз так… раз так…

— Так… именно так…

— Тогда помоги мне, и мы в расчете…

— В каком смысле в расчете?!

— Да в обычном. Зигфрид Навои скончался полгода назад, вряд ли ты это знал, потому что документ, по которому ты сюда устраивался, имеет дату выдачи всего лишь за несколько месяцев до этого момента. Что скажешь?!

— Болен ты, господин полковник, что ли? Я может, и работаю в морге, но жив и здоров. А свои эти «промацовки» устраивай кому-нибудь другому.

— Ну-ну… Так значит, не поможешь?

— Отчего же. Смотря чем, за денежку — сам знаешь, сейчас мальчики дорого стоят… — Валера снова опешил, теперь уже от возмутительной наглости. Он действительно получил ответ на запрос, констатировавший, что Зигфрида Навои на земле нашей грешной быть не может. С этим он пришел к Сосненко, но той не оказалось на месте. Вот и получился этот разговор.

— За деньги?!.. Ты что, ополоумел? Я больше чем уверен, что пробей я тебя, окажется, что ты во всероссийском розыске… И вообще сокрытие…

— Ты сам-то думай, что говоришь! Если, как тебе кажется, я страшный преступник, то сейчас же должен размозжить тебе голову и отдать на съедения местным пациентам. Или забыл, что здесь каннибалы?.. — В горле Симурина запершило, ноги подкосились, выделившийся пот между лопаток на спине быстро собрался в большую каплю, катящуюся медленно и оттого почти больно:

— Ноооо… Зигфрид, это же…

— Что именно…

— Ну, за деньги, так за деньги… — Эта фраза дала понять, что времени у Алексея ровно столько, сколько потребуется начальнику безопасности добраться до телефона, сделать звонок, объяснить полицейским суть дела, а уж те по описанию, скорее всего, поймут о ком речь.

— Что надо-то? В чем нужда, друг мой?.. — «Напоследок, хотя бы выяснить, что грозит Марине, а потом валить, пока при памяти». Додумать не удалось — просьба совсем сбила с мысли:

— Маринку того…

— Чтоооо?

— Да неее… не то… — люблю я ее, а она, зараза… полный отлуп мне… да и издевается постоянно…

— Что же… влюбить ее в тебя, что ли? Как ты это себе представляешь?..

— Неее… Ты ей скажешь, что я знаю, кто ты, но готов скрыть, если она за меня замуж выйдет…

— Да с чего она ради меня, женоненавистника, такое сделает-то?! Ты в своем уме?!

— Сделает, сделает… Ну чего, по рукам?..

— Сказать скажу… тебе самому-то не проще?

— Или так… илииии… ну ты понял.

— Чего ж не понять-то… хорошо… — Зигфрид всмотрелся в глаза подлеца. Тот съежился, совершенно четко понимая — сегодня есть все шансы домой не добраться.

Санитар еще раз присмотрелся. Показалось, что в его внешности многое схоже с его собственной — почти двойник! В самом деле. Тот же рост, примерно та же комплекция фигуры, цвет волос, карие глаза, схожие черты лица, даже форма черепа похожа. Но это все, что делало внешне почти братьями. «Не удивительно, женщинам часто нравится один и тот же типаж мужчин» — на этой мысли полковник испарился.

Алексеем овладела дикая нервозность, даже паника, все больше из-за необходимости расстаться с Мариной. Он ведь так любит ее! Раньше он мог оставить любую женщину, но теперь, мысль о расставании с той, которая предназначена для него Богом, доводила его до исступления и физической боли.

Сила воли толкала вперед, опираясь на «мы». Другого выхода на сегодняшний день не оставалось. Скрыться, причем, не задерживаясь ни на секунду. Вещи собраны, сам он готов всегда. Но не попрощаться с ней! Это невозможно! Он сел за стол, взял клочок бумаги, что-то написал, скомкал. Написал на следующем, оторванном неаккуратно в спешке куске, с которым произошло то же самое. Третий остался пустой, с лежащей на нем ручкой…

Виктор Дмитриевич и Марина Никитична подъехали к зданию детской больницы имени Мухина. Их встречали. Психиатрическая экспертиза ребенка, девочки трех лет от роду, была для Сосненко в новинку. Из-за неординарности случая шеф взял ее с собой, надеясь помочь в ее готовящейся докторской диссертации.

Отделение тяжелых патологий для детей томило и давило аурой совсем не детских душевных болезней.

За решеткой сидела маленькая девочка, похожая на ангела. Белокурые кудри спускались на потертую пижаму. Огромные, голубые, не по-детски выразительные глаза блестели чистотой, если не сказать что святостью. Недостаточно освещенное помещение, казалось, освещалось присутствием этого чада. Смирение и спокойствие девочки, от которой отказалась несчастная мать, объяснялась просто. Этот трехлетний ребенок прогрыз кожу и перекусил позвоночник своей новорожденной сестренке, при этом напившись ее крови вдоволь.