Алексей Шерстобитов - Эксперты

К Марине пациент относился с большой любовью, называл мамой, и готов был исполнить все, что угодно. История этого несчастного человека отличалась ужасным началом только для него самого, так впоследствии и не став опасной для других. Еще в грудничковом возрасте, мать, нездоровая психически, отрезала ему язык, чтобы ребенок не кричал. Женщина эта была шумной и постоянно своими припадками и беснованиями будила несчастного, а бодрствующий он надоедал просто своим присутствием. Чтобы он не реагировал на шум, мать залила ушки младенца кипятком. Таким ничего не слышащим немым он и попал в интернат, оставшись и во взрослом возрасте на уровне развития семилетнего ребенка.

Оставшись без помощи, всеми брошенный, имея добрую душу, боящийся Бога, считающий что убивать, воровать и вообще преступать заповеди Евангельские смертельно опасно, он находил пропитание на кладбище, собирая оставленные продукты питания или разрывая свежие могилы, для добычи никому не нужных человеческих останков. По сей день осталось загадкой, каким образом он не отравился ни разу.

Таким и был доставлен под надзор Марины Никитичны. Будучи натурой чувствительной и даже в чем-то благородной, он поставил себе целью служить этой женщине, принимая ее вместо матери. Он ощущал любое изменение или перепад ее настроения, принимал за врага любого, кто хоть немного мог докучать ей.

Разумеется, сегодняшние перипетии не остались незамеченными, именно они и стали причиной нервозности.

— Мама, что с тобой? Кто тебя обидел?

— Здравствуй, Митя… Дааа… вот, у меня украли любимого человека…

— Папу?

— Хм… Нет, дорогой мой…, любимого человека…

— Скажи и я найду! Я все сделаю!..

— Я знаю… знаю, но это выше чьих-либо сил…

— Ты не знаешь, какой я сильный! Я знаешь что могу… Я могу большую машину перевернуть или поезд столкнуть, я просто не хочу этого… Митенька доообрый…

— Да, Митя гораздо добрее многих, но ты здесь, а они там, им бы быть вместо тебя…

— Приведи их ко мне, и они перестанут делать тебя больно…

— Хорошая мысль, но не исполнимая.

— Тогда приведи любимого, я его спрячу и защищу… мне ведь, если что, ничего не будет… — После этих слов что-то изменилось в ее сознании. Внимательный наблюдатель, имеющий возможность заглянуть в глубины ее сознания, сказал бы, что так зарождается надежда.

— Мама, в твоих глазах я увидел радость — ааа… наверное, тебе понравилось, что я буду охранять твоего любимого человека.

— Ты уже это сделал, ангел мой! Невероятно, как Господь устраивает наши судьбы…

Пришедшая мысль не была оформлена, не имела и четких граней. Пока лишь просто понимание, что выход в одном — исчезнуть вдвоем навсегда, под покровом неизвестности и забвения. Что-то можно будет сказать после встречи с любимым. О, как она этого ждала и хотела, заглядывая за каждый угол, в салон каждой подозрительной машины. Оглядываясь в магазинах, на улице, везде, везде, она предчувствовала его присутствие, и не ошибалась. Он тоже был охвачен этим желанием. Не имея возможности приблизиться к ней, уже воочию убедившись в следовании за ней сотрудников уголовного розыска, он судорожно и нетерпеливо искал выход.

Сначала отвергнув, как невозможное место встречи квартиру Марины, он возвращался с новыми мыслями, пока, наконец, не понял — не обязательно сама квартира, но возможно, что-то по пути или рядом. Алексей не мог обойтись без этой встречи, хоть и понимал, что это крупный риск, который, скорее всего, закончится нехорошо, но скрыться без этого не мог, не хотел, не имел права, а потому решил рискнуть.

За несколько часов до окончания времени работы Сосненко он «прочесал» весь квартал. Его внимание привлекла полностью выгоревшая от недавнего пожара квартира на третьем этаже ее дома. Наблюдения или засад он пока не заметил. Скорее всего, опера плотно сопровождая ее. Это даст шанс проникнуть незамеченным, и где-нибудь, после входа в подъезд, ненадолго пересечься с единственным родным, любимым и дорогим его сердцу человеком.

До ее приезда он незаметно проник через балкон, попав в совершенно прогоревшее дотла помещение. Входная дверь, как не странно, запиралась изнутри, будто ее и не выбивали. Снаружи только ключ мог отпереть, полностью сохранившуюся, металлическую дверь.

Опасность была в видеокамерах, возможно размещенных в коридорах. Их не оказалось — только в лифтах, но зато они располагались над ними, не было в фойе подъезда и выходе на чердак, оказавшемся закрытым. Был еще вход в подвал, закрытый на маленький замок, который поддался на небольшие усилия. Это и стало выбранным местом для их свидания, при условии, что с ней вместе не зайдут полицейские.

Леха предпочел остаться пока в подвале, войти в него, как и выйти, можно было незамеченным для бдительной консьержки. Оставалось только ждать. Вход в подъезд просматривался через маленькое духовое окно, так, что проморгать предмет своего вожделения он не сможет.

Одно «но» волновало беглеца — из этого наблюдательного пункта, совершено не было возможности просматривать окрестности. Давило предчувствие засады, которую должны устроить сыскари, а может уже и соорудили, либо рядышком, либо в квартире напротив Марининой.

Так и было, но его пока никто не заметил, хотя опоздали полицейские всего на нескольку минут, оцепив сразу весь дом и действительно оккупировав предполагаемую квартиру. Вне их внимания остался только подвал и подход к нему. Обследовав свое временное убежище, бывший Зигфрид пришел к выводу, что иного выхода из этого нижнего этаже нет, кроме того, единственным местом, где можно будет схорониться — трубы отопления почти вплотную примыкающие к потолку. Обжечься о них невозможно — теплоизоляция предохраняет, она же создает впечатление полного прилегания.

Не много, если считать, что его ищет половина города с бандюками в придачу. Теперь он понимал, что его безопасность зависит от решения встретиться с ней или нет.

Мысли разбились о промелькнувший в небольшом окошке BMW, сместившись к очевидному выбору. Кровь мигом рванула, повышая давления. Глаза закрылись, включились резервы других органов чувств. Через минуту он услышал писк набираемых символов домофона, распознал приветствие консьержки и Ее приближающиеся шаги. Все, что можно, пылало в нем. Низ живота буквально разрывался и стонал, подталкивая к горлу нечто похожее на тошноту. Привкус металла, и мгновенно пересохшая полость рта отвлекали от мельком замещающих друг друга дум, гнавших в ее сторону.

Он понял, точнее почувствовал интуицией — она вызывает лифт, но подойти он не мог, иначе попал бы под камеру. «Как глупо я все придумал! Очевидные ведь вещи! Идиот! И спалился уже почти и не увидел ее!». Неожиданно для себя, сорвался с места и выскочил из подвала, далее осторожно, по ступенечкам ступая с прочувствованием каждой песчинки. Из-за угла показалась ее платье и часть дамской сумочки. Дальше нельзя! «Ну конечно!» — мысль сама собой воплотилась в рыке, таком, какой вылетал из него в постели с ней.