Алексей Шерстобитов - Эксперты

Взгляд ребенка и его поведение при появлении психиатров совсем не изменились. Очаровательная улыбка легла на лицо прекрасного создания. Начал Виктор Дмитриевич:

— Здравствуй!

— Привет!

— Мы хотели бы с тобой поговорить. Хорошо ли к тебе здесь относятся?

— Нууу тааак… мама хуже…

— Ты что-нибудь хочешь — мы принесем…

— А нельзя ко мне кого-нибудь подселить?

— И что вы будете делать?

Девочка сгорбилась, руки ее будто бы удлинились, пальцы впились в столешницу, кончик носа немного приподнялся вместе с верхней губой, что сделало выражение лица похожим на оскал, оголив ровные зубки с редкими прогалами выпавших молочных. Она, как бы готовясь к прыжку, невероятно низким для ее пола и возраста голоса, прошипела:

— Убьююю…

— Если ты сейчас такая, что же ты хочешь делать, когда вырастешь… — Марина Никитична не верила своим глазам и ушам, но это было только начало:

— Убивать людей… Ненавижу!!! — Белки налились кровью, зрачки стали совершенно черными, розовое до этого личико посерело и покрылось быстро ходящими, будто под кожей, маленькими, почти незаметными волнами, будто под ней быстро ползали маленькие червячки. В уголке рта появилась слюнька, быстро ставшая красного цвета от ее же крови, вытекшей из прокушенного языка. Маленький человек впал в состояние полного озверения, выказывая невероятную для этого возраста силу. Справились с ней только два санитара, один из которых держал, второй сделал укол.

— Ничего, через неделю, забудет о своих желаниях, через две — все остальное, а еще через пару дней, можно сажать в горшок, только вряд ли из этого «овоща» вырастет прекрасная роза…

— Так быстро? Дмитрич, неужели так…

— Перед гением человека не устоит ни время, ни гений врага рода человеческого!..

— Хм… Вне сомнения, но как-то…

— Не по человечески?

— Да нет, участь-то понятна ее…

— А что тогда?

— Что-то быстро…

— Я еще не то могу, дали бы развернуться! Эээх!!!

Обратно ехали почти молча. Марина находилась от увиденного в подавленном состоянии. Взрослые пациенты ее удивить или шокировать уже не могли, но вот факт патологии ребенка в таком возрасте кого угодно собьёт с толку. Взрослые — здесь все понятно, но ребенок!

Стражник, неожиданно отвлекшись от своих дум, произнес:

— Хорошо, больше на подобное брать тебя не стану. Только на взрослых.

— Да я к детям-то так не очень…

— Только на взрослых… И точка! — Воцарилась прежняя тишина. Немного позже ученый вынул мобильный телефон из внутреннего кармана пиджака и, совершенно не меняясь в лице, начал читать сообщения. Очевидно, прочитанное было не простым текстом. В воздухе повисло грозовое предчувствие.

Такого накала опасались все до единого, зная, что шеф в таком гневном расположении духа в состоянии покарать только одним взглядом. Немного помолчав, Стражник сбил с себя напряженную задумчивость, доверительно коснулся руки своей воспитанницы, и, глядя прямо в глаза, поинтересовался:

— Я предупреждал о романах?

— В смысле?

— Никаких отношений между сотрудниками… — Голос его возрастал, своей мощью приближаясь к раскату грома, показывая, что сейчас разразится ураган, но внезапно осел до шелестящего бархатного листопада:

— Зигфрид, кто он? И что тебя с ним связывает. Ваши отношения я прощу, если они сейчас же прекратятся, хотя, кажется уже поздно!

— Нооо…

— Ты что, думаешь… сияние твоих глаз даже в министерстве отражается на стеклах?! Час тебе на раздумье, потом зайдешь ко мне в кабинет…

— Хорошо, Виктор Дмитриевич…

— Не «хорошо», а так точно! Я тебя в порошок сотру…

— Да вообще…

— Лучше молчи! И вот что… если что-то по приезду будет происходить… никому ни слова — сразу ко мне в кабинет! Мне не безразлична твоя судьба, девочка. Шутки закончились…

— Да они и не начинались… с вами Виктор Дмитриевич какие шутки, я всё понимаю…

— Вот как с понимающего и спрошу… У нас ЧП! И вина в нем только твоя… — Переспрашивать, что было в сообщении, причем здесь Зигфрид и их отношения, смысла не было. Дмитрич был непростой человек, как и сама спецклиника, возглавляемая им. Поговаривали, что доктор наук имел и звание, и весомое положение в заведении, ранее носившем аббревиатуру КГБ. Тому очевидцем была сама Марина, когда с удивлением замечала, как высокие чины, неожиданно для его окружения отдавали ему честь, как старшему по званию.

Сам он об этом помалкивал, не распространяясь о подробностях своих отношений с подобными структурами, однако решал любые вопросы с любым из силовых ведомств. Вообще надо заметить, что человек этот владел в совершенстве многими рычагами влияния не только на министерства и ведомства, но и на любого гомо сапиенс, кем бы он ни был. Не раз его подчиненные видели, как влетающие, мечущими громы и молнии, важные персоны, с охраной или без, выходили буквально через считанные минуты не просто смиренными или озабоченными, но испуганными, с видом виноватым и растерянным…

Марина, по возвращению в больницу просила вызвать Зигфрида и еще одного санитара. Последний пришел через три минуты, доложив, что Зигфрид испарился:

— Хорошо, как появится… сразу ко мне!

— Вы не поняли, он совсем пропал, как и его вещи. Сторожка пуста, на столе пустой клочок бумаги и ручка, в его комнате полно полиции, и вообще… она сейчас везде!

— Какого хрена мне не доложили?! Что за бардак, мать вашу?! Что случилось?! Кто мне объяснит?!.. — Отстраняя санитара в кабинет вошел высокого роста полковник в мундире полицейского:

— Начальник УВД…

— По какому праву…

— Майор, я начну и я закончу, причем, когда посчитаю это необходимым.

— Навряд ли…

— Смотрите, а то у нас и к вам появятся вопросы…

— Уже появлялись. Для начала отчистите клинику от своих подчиненных! Вы даже не представляете, с чем имеете дело!

— Некоторых из ваших пациентов я сам ловил…

— Флаг вам в руки, теперь они мои, и я точно знаю, кого вы поймали, а вы…

— Успокойтесь, иначе я подумаю… что ты была в сговоре с этим Кузьминым или кто он там?!.. — Полковник резко, не считая нужным церемониться, перешел на «ты», показывая тем самым, кто владеет ситуацией. Психиатру такие уловки не интересны, а потому «взять вожжи» в свои руки она всегда может, а пока:

— Это еще кто?

— Зигфрида Навои вы брали на работу?

— Положим…

— Осталось выяснить, каким образом это произошло… Иии… насколько я знаююю… у вас с ним романчик… и это на рабочем-то месте… — Фразе, которую, как казалось полицейскому, он так удачно выстроил, не дано было закончиться — в кабинет начальника отделения тяжелых патологий ворвался Стражник. Причем его появление ознаменовалось вытеснением своей, на этот момент далеко не положительной энергетикой всей остальной, чему противиться смогла лишь его воспитанница.