Александр Яковлев - Воспоминания о людях и событиях

Рассказанное выше произошло в самом начале моего знакомства с этим роковым для нашей Родины человеком. Впредь, когда мне приходилось с ним встречаться, я всегда был настороже, ожидая от него каких-нибудь сюрпризов.

Видя подчеркнуто хорошее отношение Сталина, Берия считал меня опасным для себя человеком, влияние которого на Сталина он не мог контролировать. Он задался целью, во что бы то ни стало, любым способов скомпрометировать меня.

Однажды, после войны, по заданию Сталина, находившегося в тот момент в Цхалтубо, в санатории на Кавказе, Берия было поручено решить проблему вертолетостроения в нашей стране.

Нас с Милем вызвали на заседание Совета Министров, которое в тот день вел Берия, и обязали в невиданно короткие сроки построить получившие впоследствии известность вертолеты Ми-4 и Як-24.

Я отказался принять к исполнению навязываемый мне Берия срок – спроектировать и построить вертолет в течение одного года. Я ссылался на загруженность нашего КБ другими работами, в частности, по машине Як-25, над которой мы в коллективе работали с огромным увлечением, взяв по ней обязательство перед Сталиным.

Берия возразил:

– Миль-то берется!

Я объяснил, что Миль, – уже в то время ведущая фигура в области вертолетостроения, – занимается только вертолетами, а наше КБ – самолетное – имеет большие и серьезные задания по самолетам, в частности по Як-25, и для нас это задание непосильно.

Берия заявил:

– Вертолет важнее Як-25. Придется вас освободить от задания по Як-25.

Когда я ему ответил, что речь идет не о задании, а об окончании постройки машины, Берия сказал:

– Ну что ж, прекратим постройку машины. Или давайте вертолет в срок или прекращайте все работы по самолету и занимайтесь только вертолетом.

Пришлось параллельно с Як-25 взяться и за вертолет, который мы построили баснословно быстро. Як-24 прошел государственные испытания и был запущен в серийное производство. Это был для своего времени самый большой в мире вертолет.

Берия практически бесконтрольно держал в то время страну в атмосфере слежки, доносительства и застенков, неясные и темные слухи о которых бродили в народе, но о которых никто ничего достоверно не знал.

Фактически вся государственная власть была в руках пары – Берия и Маленкова. И самым грустным было то, что последние годы своей жизни Сталин на все смотрел их глазами, а они, всячески разжигая его подозрительность, запугивая мнимыми заговорами и готовящимися покушениями, пользуясь его именем, творили черные дела, устраняя всех соперников и неугодных, расчищая себе дорогу к власти.

Видя подчеркнуто хорошее отношение Сталина, Берия считал меня опасным для себя человеком, влияние которого на Сталина он не мог контролировать. Он задался целью, во что бы то ни стало, любым способом скомпрометировать меня.

Он установил за мной слежку, о чем я узнал от своего шофера Миши Сущинского.

Однажды, желая опорочить мой моральный облик, Берия, – как рассказал мне присутствовавший при этом министр Хруничев, – сказал Сталину о том, что у меня роман с одной из артисток Большого театра.

Как видно такая сплетня на Сталина не произвела ожидаемого впечатления, – он молча выслушал эту «информацию», а затем спросил:

– Молодая, интересная?

– Комсомолка, смазливая.

– И что же, вас это удивляет? – Генерал, молодой, красивый, богатый, знаменитый, да за такими женщины табунами гоняются, а тут одна комсомолочка, да еще смазливая. Нет ничего удивительного. Вот если бы никого не было, – это было бы странно. Все присутствовавшие при этом разговоре рассмеялись, и Берия на время утихомирился, но как показало дальнейшее ненадолго.

Как-то, после обсуждения одного из авиационных вопросов Сталин неожиданно обратился ко мне:

– А правда ли, что заместителем у вас работает немец, – при этом он взял со стола какой-то листок и прочитал вслух, – да, немец по фамилии Вигант.

Крайне удивленный этим неожиданным вопросом, я все же сразу ответил:

– Верно, товарищ Сталин, что фамилия моего заместителя Вигант, но он совсем не немец, совершенно русский человек, а фамилию свою унаследовал от какого-то своего пра, пра, пра— предка, чуть ли не пленного шведа петровских времен.

– А вы в нем уверены?

– Совершенно уверен и ручаюсь за него.

– Ну хорошо.

Этим «хорошо» разговор о Виганте был закрыт и больше к нему не возвращались.

Другой раз, так же неожиданно, Сталин спросил:

– У вас в конструкторском бюро арестован ваш заместитель Нуров, что вы скажете по этому поводу?

– Я скажу, во-первых, что Нуров не заместитель, а один из многих начальников лабораторий научно-исследовательского отдела. Во-вторых, это хороший работник, по национальности грузин, ничего порочащего я за ним не замечал, а его арестом нанесен большой ущерб делу.

Сталин, видимо, удовлетворился моим ответом.

Вскоре Нуров был освобожден и восстановлен на работе.

По большому секрету он рассказал, что его вынуждали дать какие-нибудь компрометирующие меня показания.

Я понял, что разговор и о Виганте, и о Нурове дело рук Берия.

Со Сталиным можно было разговаривать на подобные темы совершенно откровенно, и он относился к такому заступничеству спокойно и с доверием. К сожалению, не все решались на заступничество.

Наоборот, – подобные Маленкову, – всячески старались разжигать подозрительность Сталина. Вызывать недоверие к людям, способствовать творившимся Берией беззакониям.

Вот лишь один из характерных примеров.

Когда арестовали главкома ВВС генерала Смушкевича и в доме у него производили обыск, главный инженер ВВС И.Ф. Петров, выполняя срочное задание и не застав Смушкевича на работе, поехал к нему домой и попал в засаду. Освободиться ему оттуда удалось с большим трудом.

На другой день Петров, после очередного доклада текущих вопросов Сталину в присутствии Маленкова, собирается уходить, однако Маленков его останавливает:

– Почему скрываете от товарища Сталина, что были на квартире у арестованного Смушкевича?

Смущенный Петров отвечает:

– Да, товарищ Сталин, не зная, что Смушкевич арестован, я пришел к нему по служебному делу…

– Ну и что из того? – сказал Сталин. Этой репликой вопрос был исчерпан.

В самом начале войны, неожиданно для всех нас, был арестован заместитель наркома по двигателям Баландин. Однажды, воспользовавшись подходящим случаем, я обратился к Сталину:

– Товарищ Сталин, вот уже больше месяца как арестован наш замнаркома по двигателям Баландин. Мы не знаем, за что он сидит, но не представляем себе, чтобы он был врагом. Он нужен в Наркомате, – руководство двигателестроением очень ослаблено. Просим вас рассмотреть это дело.