Маргалит Фокс - Конан Дойль на стороне защиты [Подлинная история, повествующая о сенсационном британском убийстве, ошибках правосудия и прославленном авторе детективов]

Книга Парка вызвала в прессе огромный интерес: момент наконец-то оказался удачным. В высших сословиях после Первой мировой войны менялись представления о том, что считать угрозой. К 1920-м годам страхи буржуазии, раньше сосредоточенные на иностранцах, стали переходить на феминизм первой волны и суфражистское движение, на социализм и на дегуманизирующее влияние техники. Среди этих забот одинокий стареющий мошенник-еврей уже, скорее всего, не воспринимался такой зловещей фигурой, как раньше. К тому же большинство главных действующих лиц, чья репутация оказалась бы запятнана в случае публичного расследования — среди них судья лорд Гатри, местный прокурор Харт и шериф Миллар, — уже перешли в мир иной.

При всей желательности шумихи в прессе Конан Дойль знал, что одного этого будет недостаточно. В сентябре 1927 года, решив добиться правительственного внимания на самом высшем уровне, экземпляр книги Парка он послал Рамсею Макдональду, который в 1924 году стал первым премьер-министром Великобритании от партии лейбористов. Лейбористское правительство было смещено консерваторами к концу того же года, однако Макдональд, ставший лидером лейбористов, по-прежнему был одним из самых могущественных людей в Великобритании [57] Макдональд будет премьер-министром Великобритании в 1929–1935 годах. .

Макдональд стал для Конан Дойля влиятельным союзником. «Я занялся делом плотнее и вполне убежден, что этот человек столкнулся с тяжелейшей несправедливостью и что со всей историей нужно покончить — не просто освободить его, но и оправдать, — писал он Конан Дойлю 26 сентября. — Все должны быть неизмеримо благодарны вам за поразительную преданность делу при всех препятствиях и явном отсутствии успеха».

Книга Парка также подтолкнула к действиям английского журналиста Эрнеста Клефана Палмера. Выступая под псевдонимом Пилигрим, он написал целую серию материалов о деле Слейтера; материалы публиковались в лондонской газете Daily News с середины сентября до середины октября 1927 года. «Каждый день Палмер обрушивался на новый аспект дела, на неточности в речи лорда-адвоката, на ухищрения Мэри Барроуман, на почти безумное поведение гипотетического убийцы, если считать им Слейтера, — писал Питер Хант. — Он подверг проверке рассказ Мэри Барроуман о Западной Принцевой улице и объявил, что детальное описание человека, пробежавшего мимо нее, неправдоподобно».

Манчестерская воскресная газета Empire News 23 октября опубликовала броский материал, который на собственных же страницах хвастливо объявила «одним из самых эффектных поворотов за всю историю уголовных дел». Статья, написанная от первого лица, была рассказом Хелен Ламби — та исчезла из Шотландии и предположительно считалась умершей. Репортеры манчестерской газеты нашли ее в Америке, недалеко от Питтсбурга, где она жила вместе с мужем. Интервью с ней, оформленное как рассказ, вышло под заголовком «Почему я ошиблась со Слейтером». В частности, в нем говорилось:

Слова, произнесенные и впоследствии аннулированные, касались следующего: на вопрос полиции, имею ли я представление о личности человека, выходившего из дома моей хозяйки вечером в день убийства, я упомянула имя мужчины, часто бывавшего там в гостях.

Я вправду так и сделала, потому что, возвращаясь после покупки газеты и повстречав человека, выходящего из дома, я не сочла его незнакомым.

Когда я назвала полиции имя человека, которого я, по моему мнению, опознала, мне ответили: «Чушь! Не думаете же вы, что он убил и ограбил вашу хозяйку!» Они так насмехались над моим упоминанием о виденном мной человеке, что их уговоры склонили меня признать это ошибкой…

У меня были причины не смотреть слишком внимательно. Человек, который, по моему мнению, выходил из квартиры, уже навещал мисс Гилкрист по другому случаю, и я после упомянула при хозяйке его имя.

Она на меня разгневалась и заявила, что если я когда- либо снова выкажу малейшее любопытство по поводу любого из ее гостей, то она откажет мне от места…

В силу многих обстоятельств мне было легче принять мысль, что искомым человеком был Слейтер. Более того, нам сказали, что он пытался сбежать в Америку с чем-то из вещей моей хозяйки и был пойман.

Я уверена, что виденный мной мужчина был лучше одет и имел более высокое положение в обществе, чем Слейтер. Единственной общей чертой было то, что при опознании, если смотреть слева, в конце ряда из других лиц они были почти одинаковы.

«Что за история! — писал впоследствии Конан Дойль. — Что за скандал! Она говорит, полиция заставила ее назвать Слейтера. Третья степень, допрос с пристрастием! Что за клоака! И при этом до нас не долетает ни слова надежды от деревянноголовых чиновников. Я прибегну к политическому давлению, и я знаю, как это сделать. В итоге я выиграю, но борьба оказалась долгой».

Тем временем Парк пытался найти Мэри Барроуман, которая затерялась в трущобах Глазго и, по слухам, стала проституткой. «Она уличная, была в тюрьме, — писал он Конан Дойлю осенью 1927 года. — Опровержение от нее стало бы концом для обвиняющей стороны». С помощью Палмера и неназываемого бывшего заключенного Парк ее нашел, и 5 ноября 1927 года в Daily News напечатали публичное отречение:

Я, Мэри Барроуман, выступавшая свидетельницей на слушаниях в Нью-Йорке и на суде в Эдинбурге, в интересах правосудия желаю сделать следующее заявление.

Касательно слушаний в Нью-Йорке, где я впервые увидела обвиняемого. Я не чувствовала себя вправе сказать тогда, что Оскар Слейтер определенно был тем человеком, которого я видела спускающимся по лестнице дома на Западной Принцевой улице, где убили мисс Гилкрист.

В то время я лишь подумала, что он очень похож на виденного мной мужчину, и я не сказала при опознании, что это определенно тот самый человек.

Лишь после моего возвращения в Глазго мне сообщили, что Слейтер точно был виновником. Мне об этом сказал мистер Харт, местный прокурор.

Этот господин был очень суров в обращении со мной как со свидетельницей. Он вынуждал меня день за днем приходить в его кабинет и с ним встречаться.

Я должна сказать, что посещала его кабинет не менее 15 раз с целью рассмотрения моих показаний. Я точно знаю, что не преувеличиваю число моих визитов в его кабинет, скорее преуменьшаю.

Каждый день все шло по одному тому же распорядку. Он пересказывал мои показания, говорил лишь он, я по большей части слушала. Он настойчиво указывал, что надлежало говорить, так что я не имела или почти не имела собственного голоса.

Именно мистер Харт добился того, чтобы я изменила свои слова «очень схож с тем человеком» на твердое заявление, что Слейтер был тот самый человек.