Николас Рейнольдс - Писатель, моряк, солдат, шпион. Тайная жизнь Эрнеста Хемингуэя, 1935–1961 гг.

Экскурсоводом Хемингуэя по лагерю был Леонид Эйтингон, заместитель Орлова, бравый сотрудник НКВД, который осуществлял повседневное руководство партизанскими операциями и казался окружающим компетентным и прямым человеком. Если фотографии Орлова передают его проницательность, то на фотографиях Эйтингона угадываются жесткость, харизма и даже юмор, что было невероятным, поскольку в его обязанности входила ликвидация врагов Сталина {15} . Во время визита Эйтингон постарался произвести на Хемингуэя впечатление. Ему показали все этапы обучения в лагере, где беленые постройки на равнине, лишенной растительности, имели строгий, сугубо деловой вид, импонировавший писателю.

В полдень Орлов устроил изысканный ланч с отличным французским вином, приберегаемым для особых случаев. Он также угощал польской водкой редкой марки Baczewski, которую ему поставлял один из коллег по НКВД, работавший в Вене. После ланча Орлов и Хемингуэй отправились на одно из стрельбищ лагеря попробовать советское оружие. Орлова поразило, что Хемингуэй, несмотря на количество выпитого за ланчем, стрелял очень хорошо. Когда визит подошел к завершению, Орлов презентовал Хемингуэю одну из своих драгоценных бутылок Baczewski. Советский разведчик решил, что Хемингуэй «потерял голову», когда тот стал благодарить за гостеприимство, оказанное ему НКВД {16} .

Не исключено, что это Орлов помог Хемингуэю попасть в Альфамбру — городок, где тот провел четыре дня осенью 1937 г. у партизан-коммунистов. Они позволили ему участвовать в нападении на эшелон националистов, которое легло в основу сюжета романа «По ком звонит колокол». Это подтверждают косвенные факты: Бенимамет и Альфамбру разделяли лишь 150 км; Хемингуэй побывал в обоих местах примерно в одно время; вполне возможно, что Орлов если не контролировал, то имел влияние на польского командира Энтони Кроста и его людей, которые могли проходить подготовку в Бенимамете. Орлов сам намекнул на эту связь, когда много лет спустя подтвердил, что «многое из описанного Хемингуэем в книге» связано с посещением Бенимамета, и добавил, что ему было приятно узнать себя в образе Варлова {17} .

Орлов встретился с Хемингуэем в следующий раз несколько месяцев спустя. Поводом была годовщина большевистской революции 7 ноября 1938 г., которая совпадала со второй годовщиной успешной обороны Мадрида. По всей республиканской Испании праздновали это событие {18} . Во время ланча в отеле Gaylord Хемингуэй продолжил распространяться о том, как чудесно он провел время в Бенимамете и какой превосходной оказалась водка, бутылку которой ему подарили. После нескольких рюмок у Хемингуэя развязался язык. Он «страстно клеймил Франко и националистов» и «рассыпался в похвалах» в отношении интернациональных бригад и республиканцев. Это была последняя личная встреча Орлова с Хемингуэем, однако дальновидный разведчик слышал и читал о нем достаточно много, чтобы составить представление об американском писателе. Орлов запомнил Хемингуэя не как подконтрольного Советам человека, а как «закоренелого индивидуалиста, опытного спортсмена, но больше всего как истинно верующего сторонника Республики во время гражданской войны в Испании» {19} .

Орлов, по существу, критически относился к истинно верующим сторонникам вроде Хемингуэя. Сам Орлов, принимая решения на работе, подходил к вопросам цинично и реалистично, а не с точки зрения идеологии или веры. Годы спустя он предположил, что Хемингуэй, попав в ловушку собственной системы взглядов, не знал, когда остановиться: «автор и люди вроде него были основной движущей силой войны в том смысле, что они склоняли мировое мнение в пользу республиканцев… а это лишь напрасно продлевало войну» {20} .

Хемингуэю, если бы он знал об этом, наверняка понравилось бы мнение Орлова о влиянии его персоны. Он считал себя более влиятельным, чем был на самом деле, и верил в то, что другие ловят каждое сказанное и написанное им слово об Испании. Молодой писатель-коммунист Альва Бесси, например, очень удивился, когда узнал об уверенности Хемингуэя в том, что это его выступление в Нью-Йорке в жаркий июньский день 1937 г. сподвигло Бесси отправиться в Испанию и вступить в батальон имени Авраама Линкольна — сформированную Коминтерном в основном из американцев часть, сражавшуюся за Республику {21} . В своих воспоминаниях «Люди в бою» Бесси приводит слова Хемингуэя о том, что «[его] выступление заставило многих парней приехать сюда» {22} . У этого человека, продолжает Бесси, «гипертрофированное самомнение… Я решил отправиться в Испанию задолго до того [как услышал его выступление]. Я пытался убежать от своего брака».

На поле боя Хемингуэй выступал то в роли свидетеля событий, то в роли участника сражения. Он прошел немало километров бок о бок со своими коллегами — американскими журналистами Джеем Алленом из Chicago Tribune и Гербертом Мэттьюзом из The New York Times — и не раздумывая откладывал блокнот и ручку, когда сторонникам Республики требовалась его помощь. Однажды в декабре 1937 г. Хемингуэй показал Аллену, как защитить барабанные перепонки во время воздушного налета (нужно зажать карандаш зубами, чтобы рот был открытым), а потом позвал его с коллегами помочь вытащить застрявшую в грязи пушку и буквально вышел из себя, когда Аллен отказался, заявив, что его наняли писать, а не воевать. Не по душе Хемингуэю пришлась и последовавшая за этим лекция по законам войны, которые запрещали репортерам иметь личное оружие {23} .

Хемингуэй вновь бросился помогать бойцам в один из солнечных дней весной 1938 г. Он вместе Джо Нортом (знаменитостью из журнала New Masses ) и Мэттьюзом ехали по горной дороге в Испании позади грузовика с юнцами в кузове, которые распевали республиканские песни и поднимали сжатые кулаки в знак приветствия. Это было удивительно трогательное зрелище. В следующий момент грузовик не вписался в поворот и перевернулся, мальчишки вывалились на дорогу. Хемингуэй выскочил из автомобиля и бросился оказывать первую помощь, а Мэттьюз вытащил блокнот и стал задавать раненым вопросы. Как вспоминал Норт, Хемингуэй орал, чтобы Мэттьюз катился ко всем чертям, пока он не прикончил его, а у самого Норта было чувство, что они с Хемингуэем — родственные души {24} .

К весне 1938 г. нейтральные наблюдатели стали отворачиваться от Республики. Националисты укрепляли свои позиции в северной части страны и наносили удары по югу, чтобы разделить на части остававшуюся в руках республиканцев территорию. К концу марта даже Хемингуэй решил, что надо готовиться к худшему, и стал вместе с двумя другими журналистами просить американские посольства во Франции и Испании помочь в возвращении на родину американцев, участвовавших в войне, особенно раненых {25} . Он вновь был готов взвалить на себя не только сбор средств и организационные вопросы. Хемингуэй, однако, всеми силами старался держать это в секрете, поскольку не хотел создавать впечатления, будто он потерял веру в Республику, и испытал огромное облегчение, когда военная ситуация «невероятно» стабилизировалась несколько дней спустя {26} .