Борис Соколов - Истребленные маршалы

Отношения моей мамы с отцом не оборвались совсем. Он о нас заботился, помогал. В 1938 году достал маме путевку в санаторий. А за мной приехала Кира Ивановна и забрала к себе: «Папа сказал, будешь у нас жить». — «А как школа — в сентябре начало учебы?» — «У нас рядом есть школа — туда перейдешь». Ну, слово папы — закон. А когда мама вернулась с курорта, решили меня из школы в школу не переводить, осталась жить у отца до окончания учебного года. К маме ездила в выходные дни, очень тосковала по ней. Однажды она мне говорит: «Доченька, я встретила хорошего человека, он сделал мне предложение, как ты на это смотришь?» — «А кто он?» — «Полковник, познакомились в санатории. Встречаемся и здесь, в Москве». — «Ну что ж, мамочка, я взрослею, когда-то тоже выйду замуж. Зачем тебе жить в одиночестве? Соглашайся. А я буду жить с папой». — «Почему не со мной?» — «Хлеб отцовский все же будет слаще хлеба отчима». Жестоко, наверное, получилось, но я желала ей добра, не хотела мешать.

И вот последние три года учебы в школе, с восьмого по десятый класс, я жила с отцом и Кирой Ивановной. У нас сложились прекрасные отношения с Кирой, она была веселой, общительной женщиной, летом на даче полно гостей. Отцу дали дачу в Крюкове, раньше здесь жил Куйбышев, теперь во флигеле жили две его жены — первая и вторая, они растили сына Володю.

Кира была не просто красивая, а очень красивая. И еще в ней была та самая изюминка, которая даже некрасивую женщину делает привлекательной. Вот такое в ней неотразимое сочетание получалось: красота и обаяние. Глаза у нее с каким-то зеленоватым, даже не цветом, а светом. Какой-то бесовский в них огонек. Хорошая фигура, красивые стройные ноги. Холеные руки. Нрав веселый. Умна, хитра — не простушка. Да и воля была твердая, мужа-маршала держала в руках крепко! Мужчин как магнитом притягивала: артисты, писатели, музыканты и другие знаменитости вокруг нее постоянно кружили. Ей это нравилось. Любила быть в центре внимания. А какой красивой женщине это не нравится?»

Неудивительно, что Кулик попал под чары Киры. Вообще же в истории со своими двумя первыми женами Григорий Иванович выглядит вполне достойно. Хоть и разлюбил Лидию Яковлевну, но продолжал заботиться о ней и дочери, не боялся, что обвинят в связи с «кулацкой дочкой». А когда у бывшей супруги наметился новый роман, Григорий Иванович с готовностью взял к себе дочь Валю, которой Кира Ивановна на время стала второй матерью.

Но вот беда, анкета у Киры Симонич была ничуть не лучше, чем у Лидии Пауль. Мало того что отец — граф из обрусевших сербов, дослужившийся до генеральского чина. Так еще этого самого графа-генерала в 1919 году вывела в расход ЧК. Официально — «за контрреволюционную деятельность». Фактически — за «нехорошую должность»: бедняга перед революцией был начальником контрразведки военно-морской базы в Гельсингфорсе. Оба брата Киры также были арестованы и направлены в лагеря. Саму ее с первым мужем, крупным нэпманом Ефимом Абрамовичем Шапиро, и с матерью, Марией Романовной, купеческой дочкой, в 1928 году сослали в Сибирь. Там Кира родила сына Мишу. Летом 29-го их всех из ссылки вернули. Мария Романовна уехала в Италию к одной из дочерей, эмигрировавшей ранее, да так в Италии и осталась. Кира же отправилась поправить здоровье к Черному морю, где и встретилась с Куликом. Первый муж без возражений дал ей развод и в дальнейшем остался с Кирой в хороших отношениях. А ведь Ефима Абрамовича чекисты подозревали в связях с иностранными разведками. Впрочем, кого они только в таких связях не подозревали!

Нет, думаю, не из-за карьерных соображений Кулик развелся с Пауль и женился на Симонич, а только из-за любви. Согласись, читатель, что отец-граф, да еще расстрелянный чекистами, это по меркам того времени еще хуже, чем отец-кулак. А ведь к этому надо добавить репрессированных братьев Киры и ее первого мужа и, о ужас, родственники за границей. Словом, весь джентльменский набор. Но до поры до времени это лыко Григорию Ивановичу в строку не ставили.

В ноябре 39-го Кулик праздновал на даче свой день рождения. Этот вечер хорошо запомнился его дочери Вале. Она рассказывала Владимиру Васильевичу Карпову: «Были здесь давние друзья отца — Ворошилов, Тимошенко, Буденный, Городовиков, писатель Алексей Толстой, тенор Козловский, композитор Покрасс, первые Герои Советского Союза Ляпидевский, Слепнев с женой балериной и другие знаменитости. И вот, когда мы собирались сесть за стол, раздался звонок телефона. Папа взял трубку и, как только услышал голос говорившего, сразу зажал трубку и как-то сдавленно крикнул, ни к кому не обращаясь: «Тихо, Сталин!»

Все мгновенно замолчали, напряглись в ожидании. А Кулик между тем отвечал: «Что делаю? Да вот собираюсь день рождения отмечать. Друзья приехали».

Сталин сказал: «Подождите меня, я сейчас приеду». Это было так неожиданно и необычно, что все просто онемели, получилась немая сцена, как в «Ревизоре» Гоголя. А потом заговорили все разом, негромко, приглушенно, с беспокойством. Смысл всех разговоров был один: «Что это значит?»

В общем, пока мы гадали, что это значит, вдруг примчались многочисленные легковые машины и небольшие автобусы. Из них выскакивали люди в штатском и мгновенно рассыпались за кусты, деревья, ограды. Через несколько минут никого не было видно, но мы-то знали — все вокруг забито охраной.

Вскоре приехал «сам» в сопровождении личной охраны и ее начальника всесильного Власика. Охранники внесли ящик марочного вина. Сталин подарил папе книгу Золя «Разгром» (словно предчувствовал события первых месяцев Великой Отечественной. — Б. С.) с надписью, сделанной прямо на обложке: «Другу моему давнишнему. И. Сталин». Затем Сталин обошел всех, поздоровался с каждым за руку. Все стояли вдоль стен и ждали, когда он подойдет. Меня поразило, что он небольшого роста и не такой величественный, как на портретах и в нашем воображении. У него плохая блеклая кожа лица с редкими ямками от болезни оспой.

Сели за стол. Произносили тосты за здоровье отца, за артиллерию. Сталин пил только то вино, которое привезла и наливала ему охрана.

Через некоторое время хмель снял напряжение, стали говорить громко, шутили. Козловский пел песни под аккомпанемент Покрасса. Я не заметила, чтобы Сталин оказывал какие-то особые знаки внимания Кире Ивановне. Да и она вела себя, как обычно, непринужденно, весело шутила с мужчинами. Отец сидел рядом со Сталиным, но опасался предлагать ему какие-то закуски или выпивку, зная подозрительность Сталина. Иосиф Виссарионович уделил несколько минут и мне. Когда все стали танцевать, а я стояла в сторонке, он сказал: «Ну что же вы не приглашаете такую молодую красивую девушку, приглашайте ее, она скучает!»