Борис Соколов - Истребленные маршалы

Тут рассказ Валентины Григорьевны прервал ее муж-летчик Александр Степанович Осипенко: «Сталин вообще ее запомнил. Он едва не лишил меня невесты, все советовал своему сыну Василию — не прозевай, смотри какая у Кулика дочка красавица!..»

Владимир Васильевич-, основываясь на ходивших в писательской среде туманных слухах, полагал, что Сталин воспылал страстью к Кире Ивановне, а когда она отвергла домогательства вождя, последовала трагическая развязка. Поэтому Карпов старался узнать мельчайшие подробности неожиданного визита Сталина на дачу к Кулику. Писателю удалось разговорить на эту тему Ивана Семеновича Козловского. И вот что рассказал великий тенор о том памятном вечере: «Была сырая погода, а к ночи подморозило и образовался гололед. Машины скользили на подъеме. Дача Кулика была на взгорке. Машину, в которой ехал Сталин, занесло на скользком подъеме, и она свалилась в кювет. Представляю, как он испугался! Наверное, думал, что на него покушение. Он вообще был очень осторожным и подозрительным. Он сам ничего не сказал об этом случае. Мы услышали от начальника его личной охраны. Ну, сели за стол, поздравили хозяина, выпили, закусили, еще выпили. Сталин произнес очень странный тост. Мы даже не поняли, почему он его сказал: «Давайте выпьем за демократическую Финляндию».

Все выпили. А 30 ноября, буквально через несколько дней после нашего застолья, советские войска начали боевые действия против Финляндии. И тогда я понял: даже в гостях голова Сталина была занята надвигающейся войной, которую он решил начать для того, чтобы сделать Финляндию «демократической».

Я сидел за пианино в соседней со столовой комнате и напевал Сталину шутливые песенки, что-то вроде «Ах, милашка, скинь рубашку». Мы все к тому времени изрядно выпили, и я мог себе позволить такие шутки. Вдруг вошла в эту комнату Кира Ивановна и прямо к Сталину, и начинает с ним так говорить, как будто они давние знакомые. Они даже отошли от пианино. Я краем уха слышал, что Кира говорила о своем брате Сергее, бывшем офицере белой армии. Он в то время находился где-то в лагерях. Кира очень настойчиво просила Сталина помочь спасти ее брата. Я понял, что лишний при этом разговоре, и потихоньку ушел из комнаты, оставив их наедине».

Карпов считает, что свидетельства Козловского и дочери Кулика доказывают, будто между Сталиным и Кирой существовали какие-то особые отношения. Козловский высказал предположение, что последующее исчезновение жены маршала может быть связано с тем, что «на нее что-то наговорил режиссер Большого театра Мордвинов. Его незадолго перед этим посадили, и он уже оттуда не вернулся. А он ухаживал за Кирой Ивановной, они были близкими друзьями — незадолго до ареста они где-то в озере или в пруду купались, их видели там». Владимир Васильевич сразу построил несложную схему: Берия донес Сталину об интимных отношениях между режиссером Борисом Аркадьевичем Мордвиновым и женой Кулика, после чего «могло случиться так, что ревность диктатора взыграла до того, что он не остановился перед тем, чтобы наказать обоих. А наказание у этого жестокого человека было одно — смерть».

Тут, правда, получается одна неувязка. Наказал-то Сталин обоих очень по-разному. Мордвинова арестовали, хоть и без особой огласки, но так, что об этом знали и родные, и коллеги-артисты, тот же Козловский. И в лагере он прожил целых тринадцать лет — до 1953 года. Симонич же просто исчезла, да так, что несколько десятилетий никто не знал о ее судьбе.

Валентина Григорьевна рассказывала Карпову о последнем приеме в Кремле, на котором ей пришлось побывать: «Последний прием в Кремле, на котором была Кира Ивановна, состоялся 5 мая 1940 года, кажется, в честь Дня печати. Меня Сталин не забыл после посещения нашей дачи в день рождения отца. И я была приглашена. Это был первый (и последний. — Б.С. ) кремлевский прием, на котором довелось мне присутствовать. Все там было шикарно. Огромные стерляди на блюдах. Марочные вина, коньяки, водки. Приготовленные искуснейшими кулинарами закуски. Много света. Зал переполнен людьми, один другого знаменитее! Я была на седьмом небе. Ни ко мне, ни к Кире Ивановне Сталин не проявил никакого внимания, даже не подошел. Сидел на своем обычном месте в окружении членов Политбюро. Скользнул раз-другой взором в нашу сторону, ну, может быть, на секунду задержался, не дольше. А может быть, мне это показалось, а он смотрел так же, как и на всех. Не знаю. Не могу утверждать. Только это был последний прием в жизни Киры Ивановны. Через два дня она исчезла».

Сам Кулик на суде в августе 1950 года об исчезновении супруги сообщил следующее: «Однажды меня вызвал Сталин и сказал, что имеются сведения о том, что моя жена связана с итальянцами, и предложил мне с ней разойтись. После этого я с Симонич был на первомайском параде, а 5 мая (1940 года. — Б.С. ) в 11 часов дня она исчезла. Я предполагал, что ее арестовали, но когда я зашел к Берии, он мне сказал, что нет. После этого я сразу заявил в ЦК».

Очевидно, Валентина Григорьевна Кулик-Осипенко за давностью лет датой приема в Кремле по ошибке назвала дату исчезновения Киры Ивановны. Интересно, что Григорий Иванович сразу же догадался, что имел место так называемый «негласный арест», применявшийся НКВД и НКГБ в отношении лиц, факт задержания которых органы предпочитали не обнародовать, чтобы не вспугнуть возможных сообщников или не скомпрометировать раньше времени связанных с арестованными лиц, занимающих видное общественное положение. О том, что же в действительности случилось с Кирой Ивановной Симонич, стало известно только в 1953 году во время следствия и процесса по сфабрикованному делу «о заговоре Берии» (об этом деле я подробно расскажу в очерке, посвященном Лаврентию Павловичу). Летом 53-го один из подчиненных Берии бывший князь О.Ш. Церетели, входивший в предназначенную для выполнения наиболее деликатных заданий особую группу при наркоме внутренних дел, сообщил следователям: «Вместе с Влодзимирским и Гульстом я участвовал в тайном изъятии жены Маршала Советского Союза Кулика. Выполнялось это по указанию Берии. Для чего была изъята эта женщина и что с ней случилось потом — мне неизвестно (на последующих допросах Церетели чудесным образом вспомнил, что же именно случилось с Кирой Симонич. — Б. С.). Летом или в начале осени 1940 года меня вызвал Берия и объявил, что я вхожу в состав группы из четырех человек, которым поручается произвести секретный арест жены маршала гражданки Кулик.

Согласно намеченному плану задержание гражданки Кулик должно было произойти на улице, без огласки. Для этого были выделены две легковые машины, в них дежурила вся группа. Засада была устроена недалеко от дома, где находилась квартира маршала Кулика. На второй или третий день, когда гражданка Кулик вышла из дома одна и пошла по пустынному переулку, она была нами задержана и доставлена во двор здания НКВД СССР. Всей этой операцией руководил Меркулов, он приезжал, проверял засаду».