Ludmi Nuez - Моя жизнь — что это было?

Утром следующего дня мы поехали в Беникасим на пляж, показать ему море и самойоткрыть сезон купания. На пляже не было ни души. Я поплыла, а Пако остался на берегу сидеть и созерцать… Были волны. Я была у камней пирса. И вот одна волна меня захлестнула и отнесла от камней, я попробовала подплыть к ним, но тут вторая волна отшвырнула меня снова; я наглоталась воды, и вода попала в лёгкие, (как потом я поняла). С этого момента я стала чувствовать, что не могу выбраться, а волны меня накрывают снова и снова, силы мои слабеют.

На каменном пирсе были два подростка, я стала кричать: «salveme», но они, конечно, были малы, чтобы бросаться в воду, они только метались по пирсу, что-то крича мне. И вот в голове уже проносятся мысли, что теперь я знаю, как тонут люди — просто силы кончаются, и ещё проносились мысли: «я не могу утонуть — там на берегу сидит Пако, только что прибывший в незнакомую страну, ничего не знающий, без денег» и ещё: «а Юля не окончила учёбу, и кто же будет платить за неё, если я сейчас утону?» Но сил сопротивляться волнам у меня и правда уже не было, в голове пронеслось: «сделаю последнюю попытку, потом уже всё!» — и рванула из последних сил к камням, зацепилась за них, опять нахлынула волна, но тут руки парнишки, что был постарше, подхватили меня и я стала с трудом вылезать на пирс. Все мои ноги и руки были в ссадинах. Ребята помогли мне и повели под руки на песок. Тут только меня увидел Пако, вскочил, заметался, он только теперь понял, что что-то случилось. Я лежала на песке без сил, сказала ему, чтобы взял мой кошелёк и бежал звонить в автомат в одно, по счастью, открытое кафе на берегу (сезон ещё не наступил) вызывать скорую. Скорая приехала быстро, меня повезли в Кастельон, в городской госпиталь. Пако со мной. Пока лежала в приёмной меня била крупная дрожь, поднялась температура за 39…

В общем, лечили меня от двухстороннего воспаления лёгких: много морской грязи в них оказалось. Кормили прекрасной едой, которую я в основном отдавала Пако: у меня не было аппетита, а он, изголодавшийся и недоедавший в течение нескольких лет, (на Кубе он завёл огород, на котором выращивал юкку, обрабатывал грядки, но в один непрекрасный день весь урожай был украден ), поглощал испанские блюда с наслаждением! ( вспоминая то время до революции, когда он мог ими питаться ). И моё сердце радовалось: не было бы счастья, но несчастье помогло! То же касалось и наших отношений: в благодарность за его ухаживания — в больничном смысле этого слова -, я подобрела к нему, и у нас стали устанавливаться — я б так сказала — более близкие отношения. (Потом Франсиско сказал, что другая женщина наверняка погибла бы, а меня спасла моя воля к жизни).

На второй день моей больницы из Валенсии приехала навестить меня сослуживица Пакита с огромным букетом цветов от всех сотрудников, а через день сам Рафа пожаловал. Я была очень тронута! Ведь для меня он был большим авторитетом. Я тогда просто благоговейно относилась к нему. Это не ускользнуло от внимания Фр-ко и в дальнейшем долго приносило ему страдания, он даже стал часто выпивать, а запьянеть ему не составляло труда, и тогда он плакал… Это было уже тогда, когда я выписалась, и всё ещё с приступами кашля, но мы приехали с вещами в Валенсию, где я сняла дешёвую квартиру без мебели (до этого квартира мне нужна не была, я приезжала из Москвы ненадолго и у кого-то временно останавливалась, но теперь ситуация изменилась: я была не одна).

Я задерживалась на работе, готовясь к очередной поездке в Москву, а Пако находился дома, работы ему никакой найти было невозможно, вот он и мучился мыслями, что я влюблена в Рафаэля, поэтому и не спешу домой. И это было так и не так. Возможно, я была как-то влюблена в Рафаэля, но абсолютно платонически, и, скорее, я была им в какой-то мере очарована. Во-первых, он чем-то напоминал мне Хусейна, а во-вторых, и это главное — я чувствовала с ним некое родство душ: он был авантюристом по натуре, и я тоже. Он был интроверт и такой же психосистемы, что и я, только ещё более взрывной и спонтанный, честный и не лишённый благородства. И по интеллекту он был мне ближе. Но как мачо он меня не волновал, да женатые мужчины в принципе меня не могли волновать, так уж я устроена. И на работе я находилась не потому, что специально не спешила уйти, а потому, что неправильно было уходить раньше шефа, у которого могли возникать идеи в любую минуту. Поэтому ревность Пако мне казалась очередной глупостью и только раздражала.

За тот месяц, что мне удалось отпросить у Рафы, чтоб побыть в Валенсии, я смогла подать на документ для Фр-ко на воссоединение семьи, с тем чтобы он получил вид на жительство, пока без права на работу. И ещё мы договорились с одним моим знакомым в Кастельоне, что он возьмёт Фр-ко на работу в ресторан официантом. Правда ресторан этот находился «у черта на куличках» — где-то в Альмассоре, (club Náutico), и как добираться до него от станции, было непонятно. Но никакой работы в Валенсии найти было невозможно. Испания не та страна, чтобы была работа для 60-летнего мужчины, да хоть и для 40-летнего, ни тогда, ни теперь. И его профессия адвоката и кандидата юридических наук никому в Испании была не нужна.

Я улетела в Москву; когда я садилась в автобус, чтобы ехать в аэропорт, Франсиско

смотрел на меня глазами брошенной собаки, и у меня сжималось сердце. Я оставила ему сколько-то денег, но я знала, что это для него мучительно — целиком зависеть от женщины. Поэтому он ездил на эту работу, а ему было очень трудно: с тех пор, как он в молодости поработал на Кубе официантом, прошло много лет, и работа в Испании — это другое дело, тут надо бегать и выматываться, и ему, повторяю, было очень трудно, кроме того, от станции нужно было идти пешком несколько километров, и это со стертыми в мозоли от работы ногами (О, я сама помню это очень хорошо, когда поработала несколько дней официанткой в жаркий август в Мадриде! ), и часто он оставался ночевать там, в ресторане просто на полу. Несколько раз я звонила на телефон соседей по этажу и просила позвать его к телефону, он не жаловался, но по голосу я чувствовала, что ему плоховато.

Я вернулась через пару месяцев, а него уже был на руках вид на жительство, и я взяла его с собой в Москву для какой-то помощи в работе. В тот момент я занималась продажей квартир «Петры», и он ездил в качестве курьера по моим поручениям. Однажды в трамвае у Пако выхватили сумку с документами. Он вцепился в вора и вывалился вместе с ним на остановке. Сумку удалось спасти, но это происшествие произвело на Пако сильный эффект. Он не узнавал Москву и новые нравы. Он был страшно разочарован в этом городе, который раньше так полюбил. И не скрывал своего желания поскорее уехать из Москвы. Через месяц он и уехал, везя для Рафаэля большую сумму денег от продажи квартиры, рассунутых по карманам. Рафа в благодарность предложил ему по возвращении поездку на Канары на родину предков, но Франсиско почему-то отказался.