Ludmi Nuez - Моя жизнь — что это было?

Бывшая коллега по работе у Рафы Пакита любезно предложила мне пожить у неё, она жила в Валенсии, и я с удовольствием покинула Кастельон, ставший мне чужим городом. Я приходила в офис Рафы и оттуда посылала письма в Америку: и в Похоронное бюро, где выписали свидетельство о смерти, и в другой город Флориды, где находились нотариусы, делавшие апостили, но мне никто не отвечал. Тогда я решила, что мне надо лететь в Америку, и выяснять всё на месте. Начала процесс получения визы; по почте мне в визе было отказано, и я решила ехать в Мадрид, в Консульство. В Консульстве я объяснила свою ситуацию, что мне надо исправить ошибку в документе о смерти, что должно быть написано там «женат», а не «разведён», т.к. у меня есть «Libro de Familia» — главный семейный документ, где записано, что мы муж и жена, и что заочно это исправить оказалось невозможным. В конце концов, клерк в окошке мне сказала, что окей, она даст мне визу, но она знает из опыта, что подобные вопросы в Америке решить невозможно, так там всё устроено. Но визу я получила и прямо из Мадрида улетела в Москву.

Заканчивался тяжёлый 2001 год.

В марте 2002 года я снова была в Испании, откуда и улетела в Нью-Йорк. В аэропорту меня должна была встретить дочь.

Я знала, что после полугода работы интерной она заработала немаленькую сумму денег и сняла себе в Бруклине студию, и значит, мне было, в принципе, где остановиться. Хотя, конечно, наше совместное нахождение через несколько минут вызывало у неё сильное раздражение и всё очень быстро заканчивалось конфликтом.

Я прилетела, вышла в зал для встречающих, но Юли там не увидела. После такого длинного перелёта всегда чувствуешь себя очень усталым, поэтому тот час, что я ждала, пока появилась Юля, был очень долгим. И Юлю я узнала с трудом: она была неузнаваемо худа и это особенно отразилось на её лице, оно мне показалось каким-то маленьким и сморщенным. Взгляд был напряжённый, она явно была чем-то озабочена. Она нервно повела меня к метро, по дороге со мной почти не разговаривала, мои ответы на её дежурные вопросы почти не слушала, и кому-то всё звонила по телефону и тихо разговаривала. одним словом, была не в адеквате. (У меня в голове даже пронеслась мысль: «а вдруг Юля тут села на наркотики?» Но дело было в другом, как выяснилось позднее). Дома она меня ничем не покормила, принесла матрас и простыни и указала мне на место на полу. Мысли были тяжёлые.

На следующий день она, всё время вися на телефоне, послала меня на уборку к одному американцу, сказав, что плохо себя чувствует и сама не может ехать, дала денег, чтобы я купила всё, что нужно для уборки. Я всё сделала, поехала по неизвестному мне адресу, на улице было очень холодно, а я приехала в одном жакете, надеясь на тепло в конце марта; я убралась там, но забыла забрать назад чистящее средство; Юля разразилась руганью, чтобы я ехала назад за этой бутылью или чтобы заплатила ей за неё 4$ (деньги за уборку я сразу ей отдала), что она сидит без денег, и она всё распалялась, и дошла до того, что сказала, чтобы я убиралась в общежитие для русских нелегалов, что ночь пребывания в её квартире стоит 25$, а я, видите ли, хочу на халяву тут устроиться, затем взяла мой чемодан и одежду и вышвырнула всё из квартиры на лестницу. Я плакала и просила её оставить меня в покое до завтрашнего утра; она «смилостивилась», предупредив, что, если завтра я не уберусь из её квартиры, она выбросит все мои вещи.

Ту ночь я провела, как в бреду от ужаса происходящего. Нет, картина мне была знакома: она подобное с выгонением меня уже устраивала и в Москве, и в Питере, но я всё же не ожидала такого, после года разлуки, да ещё в чужой стране и в самом невыгодном для меня положении, когда я только прилетела и пойти мне было некуда… На следующий день я смогла устроиться в том общежитии, в квартире, сдававшейся ещё одним евреем, впрочем не самым плохим, и даже койка у меня была нижняя, стоившая 10$ в сутки. И стала жить в коллективе с разными нашими женщинами, одна из которых знала Юлю и сказала, что никогда не простит ей такой подлости по отношению к матери, другие же женщины просто были в изумлении от того, что при дочери, живущей одной в квартире, я, почти 60-летняя женщина, вынуждена искать себе ночлег.

Через несколько дней Юля позвонила в общежитие и предложила мне поехать с ней на уборку в один большой дом, сказала, что хозяин русский и хорошо заплатит; я согласилась. В том доме она практически не убиралась, приехала в хорошей одежде и на каблуках, убиралась я, но деньги она, конечно, все взяла себе (если бы она предложила мне взять половину, я отдала бы ей всё, но она и не предложила). И в тот день она мне сказала, что она беременна и спросила, чтО ей делать? Во-первых, я была очень удивлена: ведь Юля раньше мне говорила, что гинеколог поставил ей диагноз «загиб матки» с малой вероятностью беременности; во-вторых, я сказала, что раз Бог в её 33 года послал ей эту беременность, то, конечно, сохранить её. Но она стала мне выговаривать, что я идеалистка, что ничего не понимаю, что, чтобы родить и растить ребёнка в Америке одной, надо иметь уйму денег и что в её положении, когда она фактически не имеет работы, это немыслимо. Про виновника сказала, что он старше её лет на 15 и что он» мудак», ему это не надо и что она «послала его». Тогда я сказала, что, если она уже решила, что не будет оставлять беременность, то пусть это делает побыстрее, срок заходил уже за три месяца.

Это было уже начало мая. Мне помогли устроиться на работу помощницей в одну семью, к бывшей московской чете евреев, причём очень удачно, без напряга, работала я там 6 часов в день с двумя выходными, правда платили не очень много, но на тот момент меня устраивало. И вот Юля говорит мне, что она решила сделать аборт, но, т.к. она должна поработать три дня у какой-то старухи в Лонг-Айленде, то просит меня заменить её на эти дни. Ну, на выходные я могла её заменить, конечно, но нужен был ещё один или два рабочих дня, и мне пришлось договариваться со своими «хозяевами». Я поехала на поезде в Лонг-Айленд, (что было уже недёшево); старуха была препротивная; я пробыла там два дня, а на третий приехала Юля. Я удивилась, что рано, но она сказала, что ничего не сделала. Кажется, она всё металась. Я сказала, что раз она упустила эти дни, то дальше уже поздно, что нужно успокоиться и настроиться на оставление и сохранение беременности. Она ничего не ответила.

В это самое время шли мои телефонные переговоры с Сандрой — той американкой в Лос Альтос, у которой я работала год назад. У неё в это время была помощница японка. Вообще японки лучшие помощницы, но эта 62-летняя женщина была маленькой и хрупкой, поднять Сандру не могла, и машину водила плохо. И Сандра захотела, чтобы я опять работала у них. Кажется, её муж без особой охоты, но купил мне всё же билет на самолёт, я простилась с Нью-Йорком и полетела снова в Сан-Франсиско. Калифорния меня всё же манила! И манила возможность в выходной день сесть в машину и ощутить свободу, поехав, куда хочу! Но было ещё одно немаловажное обстоятельство: нужно было зарабатывать деньги, если придется потом «поднимать» ребёнка.