Борис Колымагин - Святой хирург. Жизнь и судьба архиепископа Луки

Церковная жизнь угасала. Внук и келейник Луки Николай Сидоренко вспоминает: «В его кабинете висела карта Крыма, где крестиками были помечены все действующие храмы. Горько было снимать эти крестики с карты. Еще помню, как дедушка часто вздыхал: «Всю ночь не спал – думал, как это уполномоченный может распоряжаться, где какому священнику служить?» На каждом шагу чувствовалось, как бесправна наша Церковь».

«Архиепископ Лука, будучи не в силах предотвратить развал епархии, в одной из своих проповедей заявил, что он до крайности удручен тяжелыми церковными делами, в связи с чем намерен уйти за штат», – подтверждает эти настроения святителя чиновник СДРПЦ (21).

«Церковные дела мучительны. Наш уполномоченный, злой враг Христовой Церкви, все больше и больше присваивает себе мои архиерейские права и вмешивается во внутрицерковные дела. Он вконец измучил меня», – напишет архиепископ за год до смерти (22).

В свою очередь уполномоченный рапортует в СДРПЦ: «Лука заявил, как мне стало известно: «Уполномоченный Гуськов злейший враг и ненавистник церкви, и с ним решать церковные вопросы невозможно», и пришел к совершенно неправильному выводу не только не прислушиваться к законному требованию уполномоченного, но и стал поучать священнослужителей решать все вопросы жизни и деятельности общины только с ним и через него, обходя меня. Например: решение облисполкома о закрытии евпаторийской Ильинской церкви, как аварийной, не выполнять, не подчиняться решениям облисполкома о расторжении договора с церковными общинами с. Ново-Александровка, с. Пшеничное и пос. Октябрьский. Не стал последнее время соглашаться ни по одному вопросу, явно игнорируя меня, и потребовал также, чтобы не соглашались с моими рекомендациями и указаниями церковные общины и священнослужители» (23).

Однако долго такой эта ситуация оставаться не могла. Церковная жизнь, даже в усеченном виде, требовала вмешательства архиерея. Поэтому роль посредника стало брать на себя окружение архипастыря.

До последних дней Лука оставался грозой партаппаратчиков и нравственным полюсом церковной власти. Не случайно, что именно к нему приехал секретарь Астраханской епархии от имени целого ряда архиереев с просьбой выразить свой протест Синоду по поводу принятого весной 1961 года постановления, о котором мы упомянули выше.

В принятом по приказу властей постановлении речь шла о коренной ломке всего приходского уклада. Отныне священник переставал быть главой прихода. Храм, его имущество и все права передавались в ведение двадцатки, которую реально назначали районные или городские власти. Двадцатка нанимала священника, сам же пастырь не мог быть членом двадцатки и не имел никакого отношения к управлению храмом. Уполномоченный сообщает: «В мае 1961 г. в Крым приезжал секретарь Астраханской епархии Дашевский с задачей склонить арх. Луку выступить против Постановления Синода от апреля 1961 года о перестройке управления церковью. Дашевский сказал, что он послан к Луке лично епископом Астраханским Павлом, что последний не согласен с этим Постановлением и просит Луку выступить против этого Постановления.

При этом Дашевский сказал, что есть еще епископы, которые не согласны с этим Постановлением, но нужен человек авторитетный, который мог бы повлиять на Синод. Лука заявил, что это может привести к расколу среди епископата, и, сославшись на слабое здоровье, от выступления против Постановления отказался. Дашевский кроме Крыма посетил Москву и Краснодар. Соседями (то есть органами госбезопасности. – Б. К. ) проведены по этому вопросу необходимые мероприятия» (24).

Хотя владыка отказался возглавить оппозицию, свое отношение к постановлению Синода, утвержденному, к слову, на Архиерейском соборе 18 июля 1961 года, он выразил в приватном письме. Своей духовной дочери он писал: «Я всецело захвачен и угнетен крайне важными событиями в Церкви Русской, отнимающими у всех архиереев значительную часть их прав. Отныне подлинными хозяевами Церкви будут только церковные советы и двадцатки, конечно, в союзе с уполномоченными» (25).

После смерти Луки процесс разрушения стал еще более стремителен. Ни временный управляющий епархией Алипий (Хотовицкий) (управлял с 19 июля по 14 ноября 1961 года), ни сменивший его предстоятель, митрополит Гурий (Егоров), открыто не могли противиться намерениям уполномоченного, а они сводились к полной ликвидации епархии. «В связи с уменьшением числа приходов целесообразно повести линию на создание условий к ликвидации Крымской епархии», – писал он центральному руководству СДРПЦ (26).

Разрушенные, поруганные храмы стояли в СССР буквально везде. Их остовы являлись своеобразными свидетелями былой славы и нынешнего духовного упадка. И даже в таком неприглядном виде они напоминали о том, что Христос помнит о нас. Что на обломках человеческих жизней – распятый Бог. Эти церкви взывали к совести верующего и неверующего. Требовали ответа:

После падения Хрущева и свертывания антирелигиозного похода на полуострове осталось только 14 действующих храмов, в которых служили 18 священников и 5 дьяконов (27).

Но, несмотря на «работу адову», данные статистики свидетельствовали об отсутствии сколько-нибудь значительного сокращения «религиозных пережитков». В самый разгар гонений, в 1961 году, «по данным священников, явно заниженным, исповедовалось 36 850 человек» (28).

«Малое стадо», о котором говорил в одной из проповедей святитель Лука, продолжало идти своим трудным и радостотворным путем. Обещанная же Н.С. Хрущевым акция – показ «последнего советского попа» по телевизору – с треском провалилась.

Архиепископ Лука, как и другие новомученики, родился и вырос в Российской империи. Как и они, Лука пострадал за Христа. И если бы умер в тюрьме и ссылке, небесная слава его не стала бы меньше.

Архипастыря причислили к лику святых за его исповедничество, и в этом смысле он ничем не отличается от многих других страдальцев за веру. Они, словно заброшенные на враждебную планету жители Земли, стояли до конца и пали в неравной схватке. Но Бог судил Луке жить на чужой планете дальше и вести церковный корабль в крайне стесненных обстоятельствах послевоенного времени, являя свою святость в новом мире. Лука жил бок о бок с Homo Sovieticus. Более того, он разделял веру большинства советских людей в окончательную победу коммунизма. И высоко, пожалуй, слишком высоко ставил достижения науки и прогресса.