Артём Драбкин - Разведчики

Фелахиди был оставлен при штабе дивизии, в качестве офицера связи. Погиб он по-глупому, уже в конце войны, под Познанью. Фелахиди вел в полк пополнение из дивизионных тылов и в темноте проскочил наши передовые позиции, а часовые в боевом охранении, видимо, спали, никто не предупредил. Фелахиди оказался с маршевой ротой на нейтральной полосе и нарвался на немецкий пулеметный расчет. Фелахиди был убит на месте, и вместе с ним погибла половина маршевой роты. Косили их в упор…

Рашидова назначили командиром взвода пешей разведки в один из полков дивизии.

Как-то во время наступления полковые разведчики оказались рядом с моим взводом и я спросил разведчиков: «А где Рашидов? Почему я его не вижу?», на что мне коротко ответили: «Взводный убит». А потом ко мне подошел один из разведчиков и, оглядываясь по сторонам, тихо сказал: «Рашидова свои убили. В затылок выстрелили. Характер у него был поганый, придирался не по делу. Вот и пристрелили».

Характер у Рашидова действительно был тяжелый…

А Семенов всю войну был рядом. Я его опекал: Витька любил выпить сверх нормы, и пьяный часто дебоширил и «закатывал концерты». Я уже был командиром роты, и как-то на Висленском плацдарме в очередной раз Семенов перебрал лишнего и стал буянить, орать, махать пистолетом и гонять своих солдат, а сам – лыка не вяжет. Пошел его успокаивать, потребовал отдать мне пистолет, а он мне: «Уйди, жид!» Я ему врезал, и в себя Семенов пришел уже на земле. Я приказал бойцам связать Семенова и унести его в землянку, мол, пусть проспится. Утром Семенов пришел ко мне «на коленях вымаливать прощение», клялся, что больше такое не повторится, и я сказал ему, что в следующий раз – или застрелю, или сдам в трибунал. Не устраивает его такой вариант – пусть хоть сегодня уходит в резерв. Семенов потом долго ходил и извинялся.

Я не курил и свой табак из доппайка отдавал Виктору, он дымил как паровоз. Умер он еще совсем нестарым, от рака легких… После войны он нашел меня, приезжал с семьей ко мне в гости в Минск, а потом пришло письмо от его жены, что Витя ушел из жизни…

Что это за подразделение – отдельная зенитно-пулеметная рота – ОЗПР, или, как тогда говорили, рота ДШК? Какова была организационная структура роты и ее огневая мощь? Какие задачи ставились перед ротой в обороне и в наступлении?

Наша рота состояла из шести взводов, по три пулемета «ДШК» в каждом взводе.

На каждый пулеметный расчет для перевозки «ДШК» и боекомплекта выделялась одна машина «Студебеккер», кроме того, в роте было две машины марки «Шевроле», одна служила для перевозки боеприпасов, вторая – продуктовая – в распоряжении старшины роты. Один расчет вместе с водителем – это пять-шесть бойцов.

Общая численность личного состава роты доходила до 150 бойцов и офицеров. Боекомплект к «ДШК» состоял из восьми коробок с пулями калибра 12,7 мм, в коробке по 120 патронов. Вес такой коробки был 12,5 килограмма. Каждый расчет имел на машине три боекомплекта лент к пулемету. Ленты были металлические, и патроны (пули) в нее набивались в следующем порядке: простая – бронебойная – трассирующая – зажигательная – опять простая. Бойцы роты были вооружены автоматами «ППШ» и карабинами, но к концу войны у всех были немецкие автоматы.

В обороне три взвода от роты распределялись по стрелковым полкам (по одному взводу на каждый полк), два взвода находились в резерве при штабе дивизии, и один взвод мог находиться в качестве зенитного прикрытия дивизионных тылов и медсанбата.

Но использовали нас в качестве зенитчиков редко, за целый год войны на моей памяти только дважды расчеты «ДШК» из нашей роты сбивали немецкие самолеты. Любой сбитый самолет противника сразу пытались записать на свой боевой счет все кому не лень, и когда Семенов сбил «мессер», то я сразу приказал выставить охрану на месте падения самолета, и стрелковый комбат, в полосе обороны которого упал «фриц», сразу подписал «акт о сбитии». Второй самолет достоверно сбил взвод старшего лейтенанта Строева. Пулемет «ДШК» приводился из «наземного состояния» в зенитное за 17 секунд по нормативу. В наступлении через чистое поле нашу роту ни разу не пускали в линию, на машинах, впереди атакующей пехоты, это было бы равносильно самоубийству.

Во время атаки или во время уличных боев, например в Хелме, Люблине, Познани, Берлине, пулеметные расчеты «спешивались» и распределялись повзводно по стрелковым батальонам, и «ДШК» катили «на катках», как простой станковый пулемет.

В Познани рота «ДШК» в «пешем строю» первой шла на прорыв и своим огнем давила пулеметный огонь дотов, в которых, кстати, оборонялись в основном «власовцы», а воевали они до последнего патрона и человека.

В Берлине рота действовала как отдельная штурмовая группа, усиленная автоматчиками, саперами и огнеметчиками, и мне с моими ребятами довелось зачищать в трехсуточных непрерывных боях целый берлинский район – Кепенек.

В рейд в тыл врага рота ОЗРП шла на «студерах», иногда вместе с танкистами (если речь шла о рейде по преследованию), но, например, в 1944 году под Ковелем и в январе 1945 года в Польше, рота самостоятельно действовала в немецких тылах.

В определенных ситуациях бойцы роты «ДШК» также принимали участие в боях как простые пехотинцы: когда мы готовились к форсированию Вислы, то в штурмовой отряд, который должен был первым переправиться через реку, каждый взвод выделил по десять человек, и командовать таким сводным отрядом из 250 человек было поручено мне.

Кто служил в ОЗПР 117-й стрелковой дивизии? Кто командовал подразделениями роты «ДШК»? Существовал ли особый отбор личного состава в эту роту?

Командиром роты был капитан Дмитраков, опытный вояка, во всех отношениях порядочный, приличный человек. В сентябре 1944 года Дмитраков отбыл на учебу, и роту под командование принял я. Первым взводом командовал старший лейтенант Вася Сагутовский, одессит, кавалер трех орденов. Семенов командовал третьим взводом, а командиром четвертого взвода был донской казак Иван Строев. Он к нам попал после штрафбата, куда его «определили» за пребывание в плену. В «штрафниках» Строев был ранен и, как «искупивший вину кровью», был восстановлен в звании и прислан к нам.

Фамилию другого взводного так сразу не вспомню, он пробыл у нас недолго, выбыл из строя по нелепой случайности, обгорел, заправляя в землянке «коптилку-катюшу» бензином, пламя полыхнуло и – «здравствуй, медсанбат». Вместо него на взвод поставили старшего сержанта. И еще одним взводным офицером был лейтенант Феликс Дударев, до войны работавший в школе учителем начальных классов.

Теперь по рядовому и сержантскому составу. Моим помкомвзода был старший сержант Волков, ленинградец, еще в 1943 году награжденный медалью «За отвагу», это был толковый парень, лет тридцати от роду, обстрелянный и опытный боец, который мог держать дисциплину во взводе. Кто еще особенно запомнился? Отец и сын Бубенковы.