Артём Драбкин - Разведчики

Захват Висленского плацдарма в районе Пулавы. Как все происходило?

Капитан Дмитраков вернулся с оперативного совещания в штабе дивизии, куда собрали всех командиров полков и отдельных подразделений. Дмитраков приказал всем взводным явиться к нему, и когда мы прибыли, капитан сказал: «Генерал Коберидзе дал мне личное задание. На основе нашей роты будет сформирована штурмовая десантная группа из 250 человек, которая должна первой переправиться через Вислу, захватить плацдарм и удержать его до подхода подкреплений с нашего берега. Группу должен возглавить лучший офицер. Командиром десанта я назначаю лейтенанта Красильщикова!» И как только он произнес мою фамилию, все остальные офицеры вздохнули с облегчением, ведь идти на верную смерть никому не хотелось…

А почему Дмитраков сам не возглавил десантный отряд? Ведь генерал ему поставил личную задачу на захват плацдарма?

А мне тогда было все равно, кто поведет первым людей на форсирование, я или ротный. Захват плацдарма – это всегда «или пан, или пропал».

Уже потом Дмитраков, хитрый и, кстати, лично смелый мужик, мне сказал: «Я же тебя не просто так командовать десантным отрядом назначил. Я же знал, что ты еврей, в плен не сдашься, а будешь биться до последнего патрона»…

Поймите, мне что плацдарм, что разведпоиск, все было едино – я никогда не надеялся остаться в живых и был до самого последнего дня войны уверен, что меня обязательно убьют, а «помирать, так с музыкой». Поэтому я все время воевал с психологией и поведением мстителя-смертника, с одной целью истребить как можно больше врагов до того момента, пока самому не придется «пасть смертью храбрых в боях за Советскую Родину»… Жизнью своей не дорожил, хотя старался по-глупому не рисковать… А немцам я до сих пор ничего не простил…

Из кого сформировали десантный отряд?

Из нашей роты от каждого взвода выделили по 10 человек, фактически больше людей в роте после боев в Люблине не оставалось. Из учебного батальона дивизии прибыло 70 человек. Остальные – присланные из стрелковых батальонов пехотинцы, без офицеров, и несколько саперов. Из батальона связи дивизии прислали трех связистов. Дивизионная разведрота в мой отряд не вошла, она переправлялась через Вислу в другом месте, в составе второго штурмового десантного отряда. Первым делом из своих солдат отправил несколько человек наблюдать за немецким берегом, засекать немецкие огневые точки, следить за линией немецких окопов и передвижением личного состава. Остальные стали готовить плоты, благо, лес был совсем рядом. Нашли еще несколько лодок, привели их в порядок. После долгого наблюдения за немецкой стороной я выбрал место на противоположном высоком берегу, где можно было скрытно высадиться.

Накануне высадки я приказал построить отряд, сержанты у каждого проверили амуницию, убедились, что ничего не звенит, что каждый набрал достаточно патронов и гранат и что все лишние вещи оставлены на берегу. Я объявил бойцам отряда поставленную задачу. Перед высадкой к нам пришли проверяющие из штаба дивизии, и один из них негромко сказал: «Прямо как в сорок первом году. Лейтенант, а считай, что батальоном командует. Довоевались»… Никто не хотел умирать…

Ночью мы подтянули все плавсредства к реке и в полной тишине начали переправу. Висла в этом месте шириной метров триста, и на середине реки был еще небольшой островок, отмель. Тихо, спокойно, без паники, мы незамеченными добрались до западного берега и сразу атаковали первую линию немецких окопов, пятьсот метров по фронту. Немцы нас просто «проспали». Я первым ступил на берег и крикнул: «Вперед!», и бойцы пошли в атаку по высокому крутому склону. Наша атака получилась столь внезапной и стремительной, что при взятии первой линии мы потеряли всего несколько человек легкоранеными. Немцы вскоре опомнились и перешли в контратаку, которую мы отбили пулеметным и автоматным огнем в упор, и по моей команде, с криком «Ура!», кинулись за ними, и, как принято говорить – «на плечах противника», забросав немецкие окопы гранатами, ворвались во вторую линию траншей, где сразу разгорелась ожесточенная рукопашная схватка… В темноте пошли в ход ножи, пистолеты и приклады, кругом слышался дикий мат, крики, вопли и хрипы умирающих, но вторая линия осталась за нами. До десяти часов утра десантный отряд отбил еще шесть немецких атак, а потом, когда казалось, что нас сейчас «сомнут» и сбросят в реку, я вышел на связь по рации со штабом дивизии и обрисовал обстановку, попросил артподдержку. И здесь нас уже выручила артиллерия с нашего берега. Артналет длился тридцать минут, снаряды и мины ложились точно, и мы получили передышку. На вторые сутки ночью ко мне на плотике с боеприпасами переправился лейтенант Семенов, передал привет от Дмитракова, забрал несколько раненых и отчалил обратно. Мы продержались еще сутки, а потом на плацдарм переправились основные силы, и оставшихся в живых бойцов десантного отряда (которых в строю осталось 50 %) отправили по своим частям. Когда мы вернулись на левый берег, то весь личный состав роты, остававшийся на восточном берегу вместе с Дмитраковым, встретил нас как героев. Всем бойцам роты, участвовавшим в форсировании Вислы и захвате плацдарма, были вручены ордена Славы, меня наградили орденом Александра Невского, а Семенова за доставку боеприпасов на плацдарм отметили по моему представлению орденом Отечественной войны 2-й степени. Капитан Дмитраков вскоре ушел на повышение, и меня назначили на его должность – командиром роты ОЗПР 117-й СД.

В Минске, в республиканском архиве, по сей день хранится Ваш наградной лист с представлением на звание Героя Советского Союза за захват Висленского плацдарма в районе Пулавы. Прокомментировать этот факт не желаете?

Когда Дмитраков сел по приказу комдива заполнять на меня наградной лист на звание Героя, то я сразу ему сказал: «Товарищ капитан, зря только время тратите. Еврею это звание, удавятся, но не дадут!» Но Дмитраков был уверен, что мой лист пройдет по всем инстанциям, фамилия у меня нетипичная, в 1943 году в госпитале при выписке мне в красноармейской книжке писарь по ошибке записал русское имя Захар, вместо Залман.

И капитан, по своей наивности, наверное, подумал, что в нашей «интернациональной стране» в штабе не обратят пристального внимания на запись в «пятой графе».

Представление на Героя подписал комдив генерал-майор Коберидзе, затем командир нашего стрелкового корпуса генерал Волков, и наградной лист через штаб армии пошел «выше». Меня все заранее поздравляли, а потом вызвали в штаб армии, и командарм Колпакчи вручил мне орден Александра Невского. И хотя я твердо был уверен, что в штабах тыловые канцелярские начальники «застрелятся», но мой наградной лист обязательно «похерят», что еврею Героя в жизни не дадут, будь он хоть «трижды Александром Матросовым», но мне потом было как-то неловко перед товарищами… Но по большому счету мне было все равно, отметят меня чем-либо за Вислу или нет… А этот наградной лист я своими глазами видел после войны в своем личном деле в Заводском военкомате города Минска. Видел все подписи и резолюции…