Нина Бойко - Тоска небывалой весны [М. Ю. Лермонтов]

Постоянно посещали нас еще два солдата –– два декабриста: Сергей Кривцов и Валериан Голицын. Первый — добрый, хороший человек, далеко ниже по уму и выше по сердцу своего брата Николая, бывшего воронежским губернатором. Второй — замечательно умный, воспитанник иезуитов; он усвоил себе их сосредоточенность и изворотливость ума. Споры с ним были самые интересные: мы горячились, а он, хладнокровно улыбаясь, смело и умно защищал свои софизмы и большею частию, не убеждая других, оставался победителем» ( Н. М. Сатин ) .

В Пятигорский госпиталь прибыло несколько офицеров, служивших вместе с Монго, сказали Лермонтову, что у них был тяжелый и очень опасный переход через горы к Черному морю. Лермонтову было приятно услышать, что в этом походе Монго отлично себя показал.

Отряд под командованием генерал-лейтенанта Вельяминова, где находились теперь Монго и Столыпин, укреплял в северо-восточной части Черноморского побережья крепости Новотроицкую и Михайловскую, чтобы пресечь провокационные действия турок и англичан. С той же целью русское правительство учредило регулярное крейсерство кораблей Черноморского флота. Англичане рвались овладеть Кавказом! «В различных частях гор мы находили свинцовую и серебряную руду. В горах есть золотые рудокопии. Черкесы полагают, что вдоль берега существует каменный уголь, а близ Анапы должны находиться нефтяные ключи».

Турция и Англия разжигали в народах Кавказа религиозный фанатизм, натравливали на русских, снабжали оружием, боеприпасами и военным снаряжением. Только в 1830 году к берегам Кавказа прибыло из Турции до двухсот английских и турецких судов. Обратным рейсом контрабандисты везли русских пленных. В случае преследования, привязывали балластовые камни на шею пленных и бросали в море.

Михаилу Юрьевичу привезли распоряжение барона Розена: быть в Анапе. Почта туда не доставлялась, и он написал бабушке, чтобы выслала денег. Погода стояла отвратительная, лили дожди, Михаил Юрьевич перестал ходить на ванны; впрочем, он чувствовал себя уже хорошо.

Узнав о скором его отъезде, Мартыновы передали ему пакет с письмами и деньгами для Николая. В конце августа Лермонтов выехал в полк. В Екатеринодаре ему сообщили, что возле Геленджика Вильяминов готовится встречать Николая I, и поспеть к сроку можно только морским путем –– через Тамань. Добирался он тяжело, было несколько перестрелок, ночевать приходилось под открытым небом.

В Тамань прибыл ночью. «Ямщик остановил усталую тройку у ворот единственного каменного дома, что при въезде. Часовой, черноморский казак, услышав звон колокольчика, закричал спросонья диким голосом: “Кто идет?” Вышел урядник и десятник. Я им объяснил, что я офицер, еду в действующий отряд по казенной надобности, и стал требовать казенную квартиру. Десятник нас повел по городу. К которой избе ни подъедем –– занята. Было холодно, я три ночи не спал, измучился и начинал сердиться. “Веди меня куда-нибудь, разбойник! хоть к черту, только к месту!” –– закричал я. “Есть еще одна фатера, –– отвечал десятник, почесывая затылок, –– только вашему благородию не понравится; там нечисто!” Не поняв точного значения последнего слова, я велел ему идти вперед и после долгого странствования по грязным переулкам, где по сторонам я видел одни только ветхие заборы, мы подъехали к небольшой хате на самом берегу моря».

В этой хате жила старуха Царициха, дочь которой была связана с контрабандистами. Несмотря на русские форты и крепости, на регулярное крейсерство, контрабандисты ночами на мелких судах пробирались к кавказскому берегу, доставляя оружие и боеприпасы.

«При мне исправлял должность денщика линейский казак. Велев ему выложить чемодан и отпустить извозчика, я стал звать хозяина –– молчат; стучу –– молчат… что это? Наконец из сеней выполз мальчик лет четырнадцати. “Где хозяин?” –– “Нема”. –– “Как? совсем нету?” –– “Совсим”. –– “А хозяйка?” –– “Побигла в слободку”. –– “Кто же мне отопрет дверь?” –– сказал я, ударив в нее ногою. Дверь сама отворилась; из хаты повеяло сыростью. Я засветил серную спичку и поднес ее к носу мальчика: она озарила два белые глаза. Он был слепой, совершенно слепой от природы».

Этой ночью Михаил Юрьевич так и не смог заснуть. Приходила женщина, шепталась со слепым, и Лермонтов расслышал: ждут лодку. Вышел на берег, действительно вскоре подплыла лодка. Три человека стали перетаскивать с нее большие узлы на берег. Утром Михаил Юрьевич поинтересовался у коменданта, что бы это значило? Тот не смог ответить. В двух верстах от Тамани находилась крепость Фанагория, откуда шли пароходы на Геленджик. Комендант объявил Лермонтову, что ждать парохода придется долго.

Пребывание в Тамани кончилось для Лермонтова тем, что контрабандисты чуть не утопили его, приняв за соглядатая, а слепой украл его вещи. «Моя шкатулка, шашка с серебряной оправой, дагестанский кинжал –– подарок приятеля –– все исчезло. Тут-то я догадался, какие вещи тащил проклятый слепой. Разбудив казака довольно невежливым толчком, я побранил его, посердился, а делать было нечего! И не смешно ли было бы жаловаться начальству, что слепой мальчик меня обокрал».

В узле, который тащил на себе мальчик, были не только кинжал, шкатулка и шашка, но и офицерский мундир Лермонтова.

Добравшись наконец, в Новороссийск, Михаил Юрьевич из своих денег отдал Николаю Мартынову 300 рублей, объяснив, что шкатулку с пакетом, в котором лежали деньги и письма, украли. Об этом Мартынов написал домой при первой же оказии: «Триста рублей, которые вы мне послали через Лермонтова, получил, но писем никаких, потому что его обокрали в дороге, и деньги эти, вложенные в письме, также пропали; но он, само собою разумеется, отдал мне свои. Если вы помните содержание вашего письма, то сделайте одолжение –– повторите; также и сестер попросите от меня...»

В этот год на Кавказе было затишье, больших военных действий не предпринималось, поэтому Михаил Юрьевич мог посвятить свое время изучению жизни казаков и горцев. В полку встречался с декабристами, присланными с сибирской каторги. Командующий войсками Кавказской линии и Черноморья Алексей Александрович Вельяминов не делал различия между ними и офицерами. «Благороднейший человек!» –– отзывался о нем начальник отрядной артиллерии полковник Бриммер.

Офицеров, приезжавших из России, поражали в кавказской армии самостоятельность ротных и батальонных командиров, разумная сметливость и незадерганность солдат. Лермонтову, который ненавидел мелочные стеснения, нравился такой порядок. 22 сентября со свитой на двух проходах прибыл в Геленджик Николай I, но Лермонтов не присутствовал на встрече, он был направлен в Ставрополь.