Борис Ерёмин - Воздушные бойцы

Работали мы пушками и эрэсами. Эти реактивные снаряды с огненными хвостами были словно предназначены для штурмовых действий — не случайно ими вооружали Ил-2. А их моральное воздействие на противника трудно переоценить.

Штурмовка Ново-Ивановки была очень удачной. Мы получили благодарность от наземного командования. После возвращения на аэродром ко мне подошел Александр Мартынов и внимательно осмотрел мой «як». А осмотрев, удивился: «Неужели нет пробоин?» «А почему они обязательно [70] должны быть?» — в свою очередь удивился я. Тогда Мартынов, который шел в строю сзади меня, рассказал, что в момент выхода на цель мой самолет буквально накрыло шапками зенитных снарядов — весь свой заградительный огонь гитлеровцы сосредоточили на ведущем. Странное дело: в бою, когда ты предельно сжат и сосредоточен, когда твои действия подчинены решению только главной задачи, ты сам этого не замечаешь. А со стороны кажется — конец ведущему. У Мартынова, да и у других летчиков создалось впечатление, что ведущий сбит.

Частота вылетов на штурмовку увеличилась — этого требовало нелегкое положение наших обороняющихся войск. В полку участились потери. Железнодорожные узлы, которые мы штурмовали чаще всего, немцы прикрывали сильным зенитным огнем. Именно во время штурмовки погиб командир эскадрильи Ионов. Вскоре погиб и летчик Михеев.

Наши «яки» получали значительные повреждения от вражеского зенитного огня. Истребитель ведь не защищен броней, как штурмовик, и попадание любого осколка и даже пули может оказаться для него губительным. С этой точки зрения особенно был уязвим мотор водяного охлаждения, который стоял на «яке». Достаточно было осколку перебить одну из трубок, по которым циркулировала вода, или повредить водяной радиатор, как самолет выходил из строя. Наши механики после каждого вылета на штурмовку работали не покладая рук.

Только к середине сорок второго года на фронте стали появляться штурмовики Ил-2 с мощным вооружением и со стрелком, обеспечивающим защиту сзади. Кабина Ил-2 была бронированная, двигатель тоже был закрыт броней, и пулевые, и осколочные попадания были этому самолету не страшны. Но зимой сорок второго года штурмовать приходилось в основном на истребителях, и, конечно, это было причиной весьма ощутимых потерь в истребительной авиации. В качестве самолетов взаимодействия с наземными войсками в ту пору на нашем направлении использовались группы «Чаек» (И-153). Эти устаревшие бипланы были вооружены четырьмя пулеметами, и потому их чаще, чем нас, бросали на штурмовки. Им, беднягам, доставалось сполна и снизу и сверху, поскольку И-153 были хорошей добычей для «мессершмиттов». В тот период, когда мы работали с аэродрома Бригадировка (там же, на харьковском направлении), летчики на «Чайках» были благодарны нам, так как мы их прикрывали сверху во время штурмовок. [71]

Но в целом вылеты истребителей на штурмовку — один из самых нелегких видов боевой работы. В первые годы войны мне пришлось выполнить более ста штурмовок на самолетах И-16 и Як-1. Приходилось убеждаться в том, как нам не хватало в тот сложный период самолетов взаимодействия с наземными войсками.

Воздушная разведка противника все время искала наши аэродромы. Однажды несколько бомб было сброшено на хутор, где отдыхали летчики. Неизвестно, знал ли об этом противник или бомбы были сброшены наугад, но мы стали больше внимания уделять одиночным вражеским самолетам. От бомбежки хутора никто из наших не пострадал, но сам этот факт мы восприняли как предупреждение и в последующие дни в сумерки сумели перехватить группу из трех Ю-88 и одного сбили.

К середине февраля активность вражеской авиации южнее Харькова значительно возросла. Тогда нам и было приказано перебазироваться на аэродром Бригадировка (это немного севернее Изюма). Нас по-прежнему донимали лыжи. Каждую ночь с ними возились техники. Поврежденную лыжу надо было снять, выпрессовать втулку оси лыжи, заварить трещины, снова впрессовать втулку и произвести ее развертку под определенный размер, затем поставить лыжу на место. На такую работу уходила ночь, а лыжа при первой же посадке снова могла дать трещину, и все, стало быть, повторялось сначала…

Техники вымотались до предела. Надежность ремонтных работ понижалась. На таком деле мы не имели права терять людей и машины. Пришлось создать специальные технические бригады, которые занимались только ремонтом лыж. Мы, летчики, всегда с огромным уважением относились к техникам, прекрасно понимая их роль в подготовке матчасти к боевым действиям. Но та зима — зима сорок второго года — даже по нормам военного времени для техников была сверхтяжелой. В нашем полку в техническом составе подобрались великие труженики и великолепные мастера своего дела. Это в первую очередь техники Петухов, Корзун, Харчиков, Мальцев, Высоцкий, Погребной, Вохмин, Скляренко, Мирошниченко и другие, которые под руководством инженеров Терехова, Дымова и Кутового так много делали для поддержания боеготовности полка.

В то тяжелое время я более чем когда-либо ощущал свой полк единой семьей. Все незримыми нитями были связаны с довоенным прошлым, с семьями, разбросанными по всей огромной территории нашей страны, почти физически [72] чувствовали страдания своих близких, оказавшихся на оккупированной территории, с трепетом ожидали вестей с других фронтов от отцов, братьев. А печальных вестей было много, и это, конечно, не могло не сказываться на душевном состоянии летчиков, техников. И вот в такие минуты я видел, какая сила наш полк! Как неназойливо, деликатно и искренне помогали товарищи кому-нибудь из однополчан пережить горе. Огромную роль в создании такого микроклимата играли умные и опытные политработники полка Ежов, Львов, комиссары эскадрилий Кудренко и Андриянов. Они прилагали много сил к тому, чтобы на новых местах эвакуированным семьям наших летчиков и техников местные власти оказывали помощь. Они налаживали шефские связи с тылом. Когда незнакомые люди присылали на фронт подарки — теплые носки, варежки, кисеты, рисунки детей и просто письма с добрыми пожеланиями, это придавало силы. Чтобы победить, надо было ежедневно идти на бой, понадобится — на смерть. К этому мы были готовы. Это было нашим внутренним состоянием, и иначе быть не могло.

В январе на юго-западном направлении наши войска захватили на правом берегу Северского Донца обширный плацдарм — так называемый Барвенковский выступ, сковав значительные силы врага в районе Балаклея — Лозовая — Славянск. Фронт стабилизировался. Вражеские войска угрожали контратаками войскам Юго-Западного и Южного фронтов. Наш полк прикрывал наземные войска и сопровождал бомбардировщики, которые наносили удары по скоплениям гитлеровских войск южнее и западнее Лозовой. На штурмовку в тот период мы вылетали реже.