Кати Этчингем - Моя жизнь, 60–е и Джими Хендрикс глазами цыганки

В детстве Джими не был одним из тех, кто гонял футбол вместе со сверстниками. Он всегда предпочитал женское общество. Ему нравилось, когда мы, Энджи и я висели на нём, и ещё Мэдлин, после того как мы с ней сблизились. Его восхищала «мисс Мэдлин», как он её называл за волшебное умение готовить.

Не думаю, что он когда–нибудь догадывался, насколько близкими подругами мы были, Энджи и я. Он никак не мог понять, почему мы между собой спорим, ругаемся, но никогда не разбегаемся далеко друг от друга. Он всегда бросался меня защищать, когда видел, что меня начинали обижать, либо она, либо кто другой. Однажды Энджи и Кэрол налетели на него, защищая меня, но он, очевидно, внимательно выслушал всё, что у них накипело, и я видела, как они встали и пожали друг другу руки, пообещав никогда впредь не говорить обо мне в таких тонах.

Это случилось в июле 1969 года, такси довезло меня до Брук–Стрит, выйдя из него, я увидела, что за столиком перед нашим рестораном Mr Love сидит Крис Фарлоу.

— Привет, Крис, — бросила, проходя мимо, и пытаясь выудить ключи из сумочки.

— Слышала новость? — спросил он.

— Какую новость? — спросила я машинально.

— Брайан вчера вечером утонул в своём бассейне.

Меня потрясло это известие, я не знала, что делать. В этом состоянии я дошла до квартиры. Телефон звонил непрерывно, каждый делился своими соображениями и слухами. Никто из нас не мог в это поверить. Первый раз в моей жизни умер близкий мне человек, и я никак не могла в это поверить. Наркотики? Убийство? Самоубийство? Сотни предположений передавались друг другу, и в каждом, возможно, была частичка правды. Брайан Джонс был одним из тех, кто стоял в основе того, что в будущем назвали рок–культурой, но ему так и не нашлось места в обыкновенной жизни.

После нашего с Энджи бегства из Нью–Йорка Джими затих, звонил очень редко. Я думала, это потому, что его закрутили гастроли. Но произошло так, что я постепенно выпала из его жизни. Выглядело так, как если бы мы оба пошли в разные стороны. Я знала, конечно, что он встречается с другими женщинами — у меня перед глазами вставала ясная картина тех ужасных женщин, развалившихся в креслах в «номере с садом» отеля Пирр — но я представила, что у него есть кто–то другой и решила, что мы, он и я, не сможем дольше считать себя парой. Это не стало для меня ударом, а казалось мне естественным развитием отношений. Что–то вроде того, через что прошли Кит и Брайан. Моя история любви с Джими определённо имела для меня огромное значение, но не было неожиданностью, что она подошла к концу. Ко всему прочему, мне же было тогда всего 22.

Однажды вечером, направляясь в Speakeasy, Энджи познакомилась с парнем, которого звали Рэй, и рассказала мне, как он ей понравился, такой спокойный, привлекательный с красивой фигурой. Я испытала приступ привычной боли ревности к моей лучшей подруге, увлёкшейся каким–то мужчиной и покинувшей меня, ничего нового. Я стала наводить справки о Рэе, но они скоро разошлись. А мы с ним сблизились, Энджи почувствовала это и уступила его мне. Мне он понравился и через пару месяцев я поняла, что влюбилась в него.

Отец Рэя был преуспевающим дизайнером интерьеров, его фирма имела много заказов, таких как, например, Букингемский дворец, где требовалось провести описание сохранности позолоченной лепки, и Рэй работал у него. Семья казалась очень дружной. Единственный недостаток, которым он обладал — пил слишком много. В начале наших отношений это не имело значения, даже было немного забавно. Совсем не то, что среди кокаинщиков.

Я встретила Рождество вместе с ними, в тепле и уюте их семьи. Почувствовала стабильность, которой никогда прежде не знала. Меня немного ещё тянуло покататься на «американских горках» Джими, но я уже чувствовала, что мне стало тесно в них, и я никак не могла набраться смелости рассказать Джими о своих чувствах. Я подумала, что если я ничего не буду ему говорить всё мало по малу само рассосётся. А может он сам скажет первый, что нашёл кого–то, так и развяжется этот узел.

Я чуть–чуть испытывала вину, болтая с ним по телефону: его новости, да то, как он устал, но он пропускал мимо ушей всё, что касается меня. В самом начале главным достоинством наших отношений было то, что мы могли рассказывать друг другу всё о себе, что бы ни произошло. Грустно, что это осталось в прошлом. Но зато, я могла теперь принадлежать самой себе, тем более что чувствовала, что на Джими полагаться дольше уже могла. Слишком многое указывало на печальный исход его существования. Если бы я сидела и ждала его дома, я могла так просидеть ещё лет двадцать. Но как бы там ни было, он всегда давал мне новый толчок к жизни.

В самом начале 1970 года Мэдлин нас благословила, и мы с Рэем решили пожениться, купить дом и поселиться в нём. Рэй жил со мной на Брук–Стрит, пока мы подыскивали себе дом. Квартира была записана на моё имя, я даже была единственная, кто по этому адресу выписывал газеты, поэтому я могла съехать в любой момент.

Я не хотела пышной свадьбы. Я даже не могла представить себя в свадебном платье, и мы решили отметить её в узком кругу друзей. Мэдлин вместе с Тони, Энжди, по–возможности Лил и семья Рэя. Лил, когда увидела Рэя, воскликнула: «Какой же он хорошенький!» Именно такой тип мужчин ей нравился. На мне был брючный костюм из ангоры, такая же шляпка и шарф.

От Джими долгое время не было никаких известий, я не сомневалась, что он увяз в проблемах. Мэдисон—Сквер-Гарден достался ему кровью, помните, это когда он ушёл со сцены? Около этого времени кто–то ему сообщил о том, что я вышла замуж за Рэя. Он позвонил, спросил, правда ли это.

— Да, я вышла замуж, — совершенно невинным голосом ответила я. — На квартире осталось много твоих вещей, я скоро оттуда съезжаю, мы покупаем дом.

— Я знаю, что сделаю, — сказал он, в его голосе были странные нотки, — я уже думал об этом, ты занята в этот уикенд?

— Да, — ответила я.

Я была уверена, он перезвонит через несколько минут.

Ровно через 10 минут раздался звонок, и Джими сообщил, что в субботу вылетает в Лондон, и просит встретить его в аэропорту. Я уверила его, что встречу, хотя и была несколько удивлена. Я заказала лимузин до Хитроу, как обычно. Джими прилетел рано утром и выглядел убитым. Я была удивлена, что его никто не сопровождал, я впервые видела его, путешествующим без шумной компании. Всю дорогу от аэропорта до города он держал меня за руку.

— Это же не серьёзно? — голос его был тих, но звучал откуда–то из глубины. — Тебе же нужны были просто брызги шампанского, ведь так, да?

— Нет, это всё серьёзно, Джими, я люблю его.

Я взглянула на Джими, и ужаснулась, настолько опустошёнными были его глаза. Я вдруг осознала, что он представлял наши отношения совсем по–другому. По всей Америке он мог переспать с кем угодно, но он не встретил никого с кем бы мог связать свою жизнь. Он представлял, что где–то его ждёт маленькая женщина, поддерживающая для него огонь в домашнем очаге, пока её мужчина зарабатывает деньги для жизни, совсем как это представлял себе Час. Он и подумать не мог, что мы разойдёмся. Он до сих пор видел в нас супружескую пару, и просто не верил, что я могла, вот так, взять и уйти. Я была для него и матерью, и отцом. Он во мне видел то единственное постоянное, что было в его жизни. Но я была тогда слишком молода, чтобы выполнять эту роль, и вовсе не собиралась променять свою жизнь на титул рок–н–ролльной вдовы.