Кати Этчингем - Моя жизнь, 60–е и Джими Хендрикс глазами цыганки

Я позвонила в авиакомпанию, заказать билет, но мне сказали, что смогу улететь только через несколько дней. Трансатлантических рейсов было не так уж много в то, пред-Конкордовое время, не то что сейчас. Первым порывом было съехать из отеля Пирр, даже если мне придётся покинуть Манхэттен. Я быстро покидала вещи в чемодан и отправилась в гостиницу, где жила Энджи. Но там было не лучше. Её парень из тех, кто живёт всю жизнь в отелях, нюхал кокаин и пытался приучить Энджи, мою Энджи, нюхать кок и smack.

Это, как ночной кошмар. Все, кого я так любила, делали непостижимые глупости, попав под влияние подлых незнакомцев. Мне было не понять, как они не видели их низких душонок. Почему не видели как наркотик, меняя личность и превращая в зависимых от этой химии, делал их бесчувственными, равнодушными, агрессивными параноиками?

Однажды мои друзья серьёзно увлеклись наркотиками и, естественно, стали зависеть от этих дельцов. Вся их жизнь стала вращаться вокруг одной темы, где достать. Я звала их погулять или на вечеринку, но они не могли сдвинуться с места, пока у них не будет «в запас». Проводили дни в ожидании встреч с сомнительными личностями. Нюхающий кокаин не спит ночами, он возбуждён, глотает снотворное пригоршнями, чтобы заснуть.

В Нью–Йорке я попробовала кокаин, чтобы выяснить для себя, в чём суета вокруг него. Всё вокруг вдруг убыстрилось, а нос был готов взорваться, я даже понюхала героин, чтобы придержать эту гонку, вызванную кокаином, но мне стало ещё хуже, и я провалялась в постели несколько дней. Потом мне объяснили, что вначале всегда плохо и нужно перетерпеть это — но зачем? Это же чистейшее безумие. Не вижу никакого смысла в этих белых порошках, только всё тело бьёт тревогу.

К счастью у Энджи и её мужчины была ещё одна комната в номере, и я вполне смогла там разместиться, вдали от этого сумасшедшего дома и спокойно заказать билет и дождаться рейса домой, в Англию. В течение этих дней мужчина Энджи так и не взглянул на меня. Мне он показался не из тех, кто крутится вокруг Джими, и много богаче. Он обрушивался на Энджи дождём подарков, и видно было, что он обожал её.

— Быстрее, Кати! Мы подпалили матрац, и мы выбросили его, сейчас здесь будет вся полиция Нью–Йорка!

Я огляделась и поняла, что они только что выбросили дымящийся матрац через окно спальни прямо на 5–ю авеню, и была явная причина для беспокойства, так как в комнате стоял удушливый запах. Прошло совсем немного времени и в дверь громко постучали, это была полиция. Естественно, нас тут же выбросили вон из гостиницы. Нужно было срочно найти другой отель. Ночной кошмар вернулся, и я молилась, молилась гораздо усерднее, чем тогда в приюте для девочек, чтобы для меня оказалось одно местечко, одно единственное местечко в самолёте, только чтобы подальше от этого места, в любом самолёте.

Мои молитвы были услышаны. Мне предстояло лететь через Шеннон ирландской авиакомпанией с двумя пересадками, но я была счастлива побыстрее убраться из Нью–Йорка, а всё остальное не имело никакого значения. Рейс был забит проповедниками и монашками, и когда мы попадали в сильные турбулентные потоки, они крестились и молились в унисон. А меня охватывало такое чувство радости, что я готова была присоединиться к ним.

Вернувшись в Лондон, я поняла, что мне очень не хватает Энджи, даже много больше, чем Джими, и совершенно очевидно, ей было неуютно в Нью–Йорке, ведь вокруг неё были одни наркоманы. Мне казалось, что если мне удастся вытащить её оттуда, мою старушку Энджи, то один из нас будет очень рад, но ему придётся очень потрудиться над собой. Её семья беспокоилась о ней не меньше моего и у меня созрел план, как вернуть её в Лондон, пока она совсем не сторчалась, как все эти уроды, которых я встретила в Нью–Йорке.

Бетти, её сестра, позвонила Энджи и сообщила, что с Мэвис, их матерью, случился сердечный приступ. Энджи первым же рейсом вылетела в Лондон и свою мать чудесным образом поправившуюся. Энджи изменилась, она стала агрессивной и очень энергичной, поэтому сказать правду, мы не решались много лет.

Выручив её из Нью–Йорка, нам казалось, что с неё сняли заклятие. Она решила назад не возвращаться и бросить этого ужасного «наследника». Мы с Энджи старинные подруги, и нам вместе было куда лучше, чем с нашими мужчинами. Мы оберегали нашу дружбу, и приходили в ярость, когда кто–нибудь решался вклиниться между нами. Поэтому наши отношения с Джими и были прекрасными, ведь с ним мы долгое время могли быть предоставлены самим себе. И мы веселились от души.

Энджи всегда привлекала мужчин любящих риск. Год спустя или около того в Лос–Анжелесе она связалась с Артуром Ли, известным чёрным музыкантом (руководителем группы Love). Прошло совсем немного времени, и она появилась в Лондоне, вся в слезах, жалуясь на Артура, что тот всё время носится с пистолетом, пугая несчастных кокаинщиков. Но когда он приставил его к её голове, ей показалось, что пришёл конец. В 1965 году Артур надолго попал в тюрьму за использование огнестрельного оружия, после того как с помощью пистолета пытался доказать свою правоту соседу и стрелял, находясь среди людей.

Даже до истории с Артуром Ли для неё было облегчением вернуться в Англию, подальше от людей с оружием. Ребята из Traffic жили за городом, у них там был большой дом, в котором они репетировали, и Дейв Мейсон часто приглашал нас погостить там. Мы хорошо проводили там время, катаясь по холмам на лендровере, преодолевали 45–ти градусные склоны, как если бы катались на ярмарочных горках. Или загорали рядом с домом, стоявшим одиноко в поле, так что группа могла репетировать на полной громкости, не боясь возмутить соседей. Мы были счастливы и свободны. Это были ещё те 60–е, в которые все верили, до того, как сильнодействующие наркотики, деньги и всеобщая паранойя не убили всё.

Мы уже не бегали по клубам, как раньше, потому что большинство из наших знакомых уже зарабатывали кучи денег и понакупали большие дома в пригородах или в деревне и устраивали, буквально, льющиеся через край вечеринки. Даже Кит Мун осел со своими друзьями у себя дома, устраивая вечеринки прямо в бассейне, оставаясь всё ещё таким же диким и непредсказуемым, как в прежние времена. Однажды вечером в том самом доме, где он жил со своей подругой Ким, мы сидели в такой импровизированной гостиной по пояс в воде, когда услышали какие–то вопли снаружи. Выбежав наружу, мы увидели, как Кит Мун в своём Роллс–Ройсе выруливает по направлению к бассейну. Машина нырнула носом в бассейн, а Кит Мун мокрый и радостный сидит на краю. Но мне это совсем не показалось смешным. Может, я уже стара стала для таких шуток?

К этому времени Кит Мун, казалось, уже совсем потерял над собой контроль, так что даже мы, кто его любил, старались держаться от него подальше. «О, мой бог, вот идёт наш Муни," — говорили мы, всякий раз завидев его тень. Это всё очень грустно, ведь мы были друзьями целую вечность, но совершенно не хотелось опять попадать в его медвежьи объятья, быть оторванной от земли и закрученной в безумном вихре. Однажды, в Speakeasy, он неожиданно подкрался ко мне сзади, обвил меня своими ручищами и так сжал, что меня вырвало. Позже мне сказали, что это только чудо, что у меня не лопнула тогда селезёнка. Даже тогда, когда казалось всё шло хорошо, я ругала его, как бранят заигравшегося щенка, каким он и был на самом деле.