Куртис Найт - Джими Хендрикс

Он был прекрасен в своей искренности, принося свои извинения, обращаясь к публике между номерами: как если бы хотел каждому из слушателей дать понять, что именно с ним он разговаривает с помощью своей музыки. Как сказал Мич Мичелл, «интересно было наблюдать, как чувства, вытекая из самой глубины его сердца, перетекали через его пальцы в гитару. И как публика начинала видеть красоту его души».

Не подобрать слов, насколько сильный прорыв наступил в американской музыке в тот вечер. Вот как выразилась одна из газет: «Опыты прошли успешно, превратив слухи о Хендриксе в легенду о Хендриксе».

Хендрикса уловило чуткое ухо ещё одного человека–легенды, вспыльчивого Билла Грэма, владельца Филлмор—Веста в Сан—Франциско и Филлмор—Иста в Нью–Йорке и отца всего обкуренного калифорнийского саунда. Грэм захотел, чтобы Хендрикс выступил в обоих Филлморах, в двух самых престижных рок–концертных залах того времени. По его мысли — хорошее логическое завершение успеха на Монтерее.

Но это оказалось невозможным, вопреки тому, что Джими хотел этого, Час хотел этого, Ноэл и Мич хотели этого, хотел этого и Билл Грэм. Однако Майк Джеффрис уже успел заключить контракт на гастроли Опытов с идолами девочек–подростков The Monkees и ни одной маленькой щёлочки в расписании гастролей не оставалось, чтобы выступить в Филлморе.

(Когда, пару месяцев спустя, для группы всё же «нашли щёлочку» для концерта в Филлмор—Весте, на афише их имя стояло рядом с Jefferson Airplane. Опытам был оказан такой дикий приём, что аэропланы занервничали, впали в отчаяние и уехали. Опыты же вернулись на сцену и, проиграв до конца концерта, получили сверхурочные в размере 2 тысяч долларов от восхищённого Билла Грэма.)

С подписания контракта на гастроли с Обезьянами начались серьёзные разногласия между Час Чандлером и Майком Джеффрисом. Эрик Бёрдон, которого в своё время вытащил из Ньюкасла и привёз в Лондон Джеффрис на самой заре бума британских бит–групп, сказал в интервью, в котором и я участвовал, что именно Час Чандлер вписал Хендрикса в гастроли с Обезьянами, заранее предполагая, что его «выпрут за непристойное поведение» и, тем самым, слухи об этом ещё больше разогреют интерес к группе. Это противоречило тому, что мне сказал сам Джимми, что на самом деле, Джеффрис подписал его на эти гастроли и что Чандлер, как и он, был против этого и очень рассержен на такое «общее руководство», при котором Джеффрис в одиночку решал всё. Но, несомненно, именно Чандлер повернул всё на пользу группы, распустив слух, что концерты Хендрикса привели в ярость Дочерей Американской революции, так что группа вскорости покинула гастроли, как если бы «их выперли», что привело, в конечном счёте, только к наращиванию их «капитала».

Что произошло, то произошло, но стало одной из первых капель, что впоследствии привело к продаже Чандлером своего участия Майку Джеффрису и сделало того единственным менеджером, если не считать бесконечных тяжб с Эдом Чалпиным. На афише пан–американских гастролей название The Jimi Hendrix Experience стояло рядом с The Monkees, идолами 11–13–летних жительниц чистеньких пригородов Америки.

— Да, — сказал мне Джими, — Майк Джеффрис, вот кто организовал эти идиотские гастроли с Обезьянами. Там вовсе не наша аудитория, ему следовало бы об этом догадаться, но что я мог тут сделать? Он подписал документ, и я должен был играть. Люди, которые пришли на обезьянью музыку в стиле баббл–гам, даже не предполагали, что мы собирались им показать. Хорошо, что нас вырезали с гастролей. Было какое–то чувство замешательства, но я до сих пор рад, что выпутался из этой западни.

Определённо, всех ставила в тупик идея совместных Monkees—Hendrix гастролей. Вот как, например, эту ситуацию описала Лилиана Роксон в своей рок–энциклопедии (цитирую по изданию 1969 года):

«…летние гастроли Monkees 1967 года и ни одна мать, уже купившая билет своей яблоко–щёкой дочурке, чтобы та вдоволь навизжалась на своих кумиров — Пита, Майка, Мики и Дейви, не была готова встретить Хендрикса в этот знойный вечер на стадионе Форест—Хилл. Вот маленькая Лайна Рэнделл, невысокая блондиночка, подающая надежды, в спортивном костюмчике с блёстками подпевает своим любимым песенкам. Вот началась одна из её самых любимых, Going out of my Head, её мамочка в ужасе, пытается оградить её от таких слов. Но, подождите. Ничего ещё не произошло.

«Но вот на сцене появляются странного вида клоуны. На голове огромные одуванчики из вьющихся волос. Ручки усилителей вывернуты на бесконечность. А вот и сам Христос, сопровождаемый двумя римлянами. Его чёрные волосы взвились в электрическом экстазе в такт его гитаре, излучающей страсть, с такой силой, что все мамочки, безусловно имеющие представление о хороших манерах, прикрыли глаза рукой. Так началось, но не было этому конца. Он успевал и вылизывать свою гитару языком, и целовать струны губами, и гладить ею себя, и даже попытался несколько раз насадить себя на неё, как на кол. Всё так натурально, что даже маленьким девочкам, пришедшим на Обезьян посмотреть, было понятно что, да как.»

Скандал был неизбежен и Час Чандлер решил устроить всё так, чтобы группе не нужно было отыгрывать обозначенное в контракте количество концертов. Чандлер нашёл идеальное решение, чтобы вытащить Хендрикса. И группа, освободившись от обязательств, в какие её впутал Джеффрис, смогла предпринять собственные гастроли, серию успешных концертов, но в других местах.

Первые из этих концертов прошли при поддержке нью–йоркского агентства «Мы ищем таланты» (а не пива Schaffer, как это часто можно услышать). Они состоялись в нью–йоркском Центральном Парке. Афишу возглавили Опыты, вместе с ними выступили Young Rascals (Юные Шалопаи), вооружённые своей новой сорокопяткой Groovin’ и альбомом с тем же названием. После Центрального Парка последовали несколько более денежных предложений — среди них запоздалый концерт в Филмор—Вест Билла Грэма — реализованные до их отлёта обратно в Британию.

Они вернулись в Англию в конце августа, чтобы провести два выступления в последнем лондонском пристанище рок–музыки — театре Севиль, но второе выступление отменили: пришло известие, что Брайен Эпштайн, талантливый менеджер и руководитель группы Beatles, был найден мёртвым.

— У меня остановилось сердце, когда мне сказали, что умер Эпштайн, — сказал мне Джими. — Он был таким молодым полным сил котярой, он сделал невероятно много для своих Beatles.

Но особенно Джими расстраивало то, что это могло означать для музыкального Лондона.

— Думаю, это огромная потеря для всех нас, — помолчав, продолжил Джими, — потому что он старался создать целую сеть театров, рок–театров, где бы могли выступать разные группы, это бы помогло каждому человеку.