Куртис Найт - Джими Хендрикс

Джими собирались вручить целый список почётных грамот и ключи от города, но намеченная дата торжества совпала с национальным праздником и власти решили перенести вручение на ноябрь.

— Думаешь, какие это могли быть ключи? Ну, конечно же, только от городской тюрьмы!

Но он всё же получил, и это было неплохо, в качестве гонорара, диплом об окончании Гарфельдской средней школы. Не награды и презентации подарил Сиэтл, но нечто большее — Джими окружили обыкновенные люди. Шанс вернуться из мира иллюзий — снова окунуться в простую жизнь, которую он однажды покинул. Побыть среди искренних обыкновенных людей, не гоняющимися за пластилиновыми идолами.

Вот как он думал об этом обо всём, и это было очевидно. Его возвращение домой сравнимо с перезарядкой аккумулятора, которому продлили жизнь. И он смог перезарядить свои сверх–долгоработающие высоковольтные батареи: или, другими словами, испить нектар своих корней.

Если всё это звучит так, как если бы у Джими была куча проблем и как если бы 1968 год не был удачным для Джими, то надо вспомнить, что это только одна сторона золотой монеты. В 1969, а для Джими он оказался на самом деле плохим годом, затруднения личного характера тормозили его карьеру и его творчество во всех направлениях, как мы это скоро увидим. С точки зрения его популярности, социальной активности и успешности, 1968 год стал пиковым для Джими. Его хвалили, им восхищались, его пластинки раскупались с неслыханной скоростью. Его производительность усилилась и творчество стало ещё более новаторским, чем могли предположить самые его стойкие поклонники. И, несмотря на уменьшение визуальной эффектности и его собственные страхи примет ли слушатель его музыкальные поиски, все, и поклонники, и критики любили его. Более того, своим творчеством он завоевал уважение со стороны других музыкантов, более чем кто–либо из рок–музыки: из исполняемых им, только одна песня не была написана им самим, а Боб Диланом.

Настоящий бум вокруг его пластинок.

Когда в Америке в декабре 1967 вышел Get that Feeling, музыкальная газета Cash Box поместила вот такую рецензию:

«Блистательная гитара Джими Хендрикса, сильные мелодии, напористый фанковый вокал Куртиса Найта, поток энергии. Воодушевляет подборка песен… Эта пластинка не разочарует самого искушённого слушателя.»

Она не принесла разочарования и заняла приличное место в списке популярности. Когда в феврале 1968 Судьба снова свела меня с Джими, пластинка заняла 45 место в горячем списке газеты Cash Box. К тому времени как Джими вернулся из Сиэтла, где виделся со своими земляками, пластинку выпустили в Англии на массе London Records и там она поднялась на 39 место к концу месяца.

Одновременно, Track Records издали сборник его ранних боевиков под названием Smash Hits. Пластинка вошла в английский список сразу на 21 место и уже в первую неделю июня заняла 4 место.

Тем временем, 30–минутный телефильм The Jimi Hendrix Experience at the Savile Theatre, 1967, снятый Джоном Маршаллом о Джими, предвосхитил детище международной музыкальной индустрии — фестиваль в Монтерее. По выражению журнала Роллинг Стоун это было как «удар великана» и его немедленно показали по телевидению в Скандинавии, Голландии, Финляндии, даже в Чехословакии и Польше. К июню 1968 начались переговоры с телекомпаниями Германии, Японии и США.

Также к июню Опыты выполнили свои концертные обязательства, и Джими мог погрузиться в эксперименты с музыкой, которые всегда его так сильно увлекали. Он остался в Америке и первые дни лета провёл в творчестве, писал музыку и, постоянно себя записывая на домашний магнитофон, тщательно прослушивал. Тоже он проделывал, к своему удовольствию, с записями своих джемов с другими звёздами и музыкантами. Buddy Miles, Mike Bloomfield, Jim Morrison, Stevie Winwood, Al Kooper, Johnny Winter, Dave Mason и Jack Cassidy были среди них.

Вот как всю эту возрождающуюся энергию и закулисную активность описывает в письме, опубликованном 22 июня в журнале Роллинг Стоун, нью–йоркский музыкант Пол Карузо:

«В марте Хендрикс переиграл почти со всеми музыкантами Восточного Побережья. От Майка Блумфельда до Джима Моррисона. Джими купил четырёхдорожечный стереомагнитофон и стал записывать каждый джем–сейшн, чтобы можно было в будущем поработать с этим материалом. Он хотел использовать его для тройника, который собирался издать в ближайшем будущем. Я сыграл на арфе в номере, который он назвал My Friend… и поучаствовал вместе со Стиллзом и группой Kenny of the Fugs в создании шумовых эффектов, имитирующих пивнушку.»

(Этот тройник, упомянутый Карузо, проявился в конце года в виде двойного альбома Electric Ladyland. Джими не ограничился приведённым выше списком музыкантов, участвовавшим в появлении этого альбома. Его имя появилось на альбоме False Start группы Love и на альбоме Стивен Стиллз, который Стиллз посвятил Джеймсу Маршаллу Хендриксу.)

Только одно чёрное облако с точки зрения публики омрачило 1968 (если не считать многочисленных жалоб на концерт в Анахейме в середине февраля). В Англии среди поклонников Джими росло недовольство — они обвинили его в «дезертирстве». Многих интересовало, почему Опыты так надолго задержались в Штатах. Английские музыкальные газеты были завалены возмущёнными письмами и даже обозреватели и музыкальные критики не скрывали своего беспокойства о долгом их отсутствии.

К несчастью, вошло в правило, что группы, впервые поднявшиеся в Англии, надолго покидали страну и добивались большего успеха и собирали большую аудиторию за океаном. Но так как Джими изредка, но всё же появлялся, он не был так «виновен» как другие. Поклонники Дилана, например, дожидались своего идола с 1966 по 1969 год и увидели только на час на острове Уайт.

В 1968 Джими всё же появился в Англии, его Опыты должны были украсить рок–фестиваль в Woburn Abbey. Как и прежде поклонники устроили ему бурный приём, но Джими остался недоволен своим выступлением. Уже в Нью–Йорке, когда речь зашла об этом концерте, Джими сказал мне:

— Нам никак было не начать играть вместе. Не было даже намёка на то, что в этот раз у нас получится. Сейчас, оглядываясь назад, думается, мы просто устали, потому что много выступали, и всё это было больше похоже на репетицию, чем на концерт.

Во всяком случае, Хендрикс объяснил своим возмущающимся поклонникам, почему он так редко бывал в Англии в том году. Он сказал газетчикам:

— Я — американец. И я бы хотел, чтобы соотечественники увидели меня. Да, нас приняла и Англия, и Европа, но это не всё на что мы способны, очень хотел бы, чтобы на родине нас тоже полюбили.

— Мне полюбилась Англия, но домом она мне не стала. Думаю, наша планета — вот мой дом. Но я не хотел бы на ней пустить корни, мне не нужен отдых, движение — моя жизнь. Точно знаю, что поселиться я хотел бы в каком–нибудь очень необычном месте. И, — добавил он откровенно, — есть одно соображение, почему я здесь, в Америке, и оно очень ценное — мы зарабатываем здесь гораздо больше денег. Нам, как и всем вам, тоже нужно есть, платить по счетам. К тому же, в Америке очень много мест, где можно играть, редко приходиться играть на одной и той же площадке, как это было обычно в Англии.